
Онлайн книга «Светила»
На столе между собеседниками громоздились остатки «перекуса» – этим словом Лодербек называл любую трапезу и любое блюдо, употребленное в неурочный час дня или ночи. Сам он наелся до отвала и уговаривал Балфура последовать его примеру, но грузоперевозчик снова и снова отклонял приглашение – ему кусок в горло не шел, в особенности же маринованный лук и жареная ягнячья печенка: от запаха этих двух блюд язык у него просто в трубочку сворачивался. В качестве уступки приглашающей стороне, за чей счет он, собственно, обедал, он выпил целый кувшин вина и в придачу кружку пива – пьяным, как известно, море по колено, да только спиртное нимало не прибавило ему храбрости, зато накатила тошнота. – Ну, еще кусочек печеночки, – предлагал Лодербек. – Очень вкусно, – пробормотал Балфур. – Прямо во рту тает… но я уже наелся… моя комплекция не позволяет… уже наелся, благодарю вас. – Это ж кентерберийская ягнятинка, – нахваливал Лодербек. – Кентерберийская… да… превосходно! – Икорка нагорий, Том! – Благодарю вас, я уже сыт. Лодербек на миг задержал взгляд на печенке. – А ведь я бы мог сам пригнать стадо, – заметил он, меняя тему. – Вверх в горы и через перевал. Пять фунтов за голову, десять фунтов за голову… да я бы на этих продажах целое состояние составил! Сказали бы раньше, что в этом городе все мясо либо копченое, либо солонина, я б привел обедов на месяц! Мне б пару псов, я бы играючи справился. – Да нет, это вам не в игрушки играть, – возразил Балфур. – Уж я бы неплохой куш сорвал. – Сбросьте со счета тех овец, что свернули себе шею на речных порогах, – фыркнул Балфур, – и тех, что потерялись, и тех, что уперлись и вперед идти не хотят. Да вы бы их часами пересчитывали, проклиная все на свете, да сгоняли вместе, да разыскивали по всем кустам. Благодарю покорно! – Риск – благородное дело, – пожал плечами политик, – а путешествие и без того выдалось препаршивое. Уж хотя бы деньжат подзаработал по прибытии. Господь свидетель, меня бы, глядишь, радушнее встретили. – Может, лучше коровы, – подсказал Балфур. – Коровье стадо куда послушнее. – Лакомый кусочек по-прежнему вакантен, – напомнил Лодербек, пододвигая тарелку с печенкой к собеседнику. – Никак не могу, – покачал головой Балфур. – Уже не лезет. – Тогда ты забирай все, что осталось, Джок, старина, – обернулся Лодербек к помощнику. (Своих спутников он называл просто по имени, поскольку оба они носили одну и ту же фамилию Смит. Однако имена их отличались забавной асимметрией: один звался Джок, второй – Огастес.) – Заткни рот луковкой, и нам не придется больше слушать ерунду насчет этих твоих пропащих бригантин – так, Том? Заткнуть ему рот? – И Лодербек с улыбкой оборотился к Балфуру. Балфур в очередной раз потянул себя за нос. Как это похоже на Лодербека, подумал он: этот человек заставляет согласиться с ним по самому пустячному поводу; требует единодушия там, где единодушие вообще неуместно, – и не успеешь оглянуться, как ты уже на его стороне и вовсю за него агитируешь. – Луковкой, да, – кивнул Балфур и, уводя разговор от корабельной темы, заметил: – Во вчерашнем «Таймс» упоминалось про эту вашу девчонку на дороге. – Никакая она не моя! – возразил Лодербек. – Да и ссылка – не ссылка, одно название! – Автору нахальства не занимать, – продолжал Балфур. – Почитаешь его, так выходит, что весь город заслуживает порицания из-за этой девки… как будто все вокруг виноваты. – А кто к нему прислушается? – презрительно отмахнулся Лодербек. – Никчемный писака, жалкий клерк провинциального суда, которому на любимую мозоль наступили! (Клерком, о котором Лодербек отзывался столь пренебрежительно, был, конечно же, Обер Гаскуан, чья краткая проповедь в «Уэст-Кост таймс» десятью часами спустя привлечет внимание Уолтера Мади.) Балфур покачал головой: – Он выставляет дело так, словно это наша ошибка – коллективная, так сказать. Словно мы все должны были вовремя одуматься и принять меры. – Жалкий клерк, – повторил Лодербек. – Целыми днями напролет выписывает чеки на чужое имя. У таких обо всем на свете есть свое мнение, да только кому оно интересно-то? – И все-таки… – И все-таки ничего. Упоминание пустяковое, аргументация смехотворна; даже говорить не о чем. – Лодербек забарабанил костяшками пальцев по столу, как судья постукивает молотком, давая понять, что терпение его на исходе. Балфур, отчаянно пытаясь помешать разговору вернуться к прежней теме, заговорил снова, опережая политика: – Но вы с ней виделись? – С кем – с той девчонкой, подобранной на дороге? – нахмурился Лодербек. – Со шлюхой-то? Нет, конечно; с того вечера – ни разу. Хотя я слыхал, она вроде оклемалась. Вы полагаете, мне стоит ее проведать? Вы ведь поэтому спросили? – Нет, что вы, – покачал головой Балфур. – Человек моего положения не может себе позволить… – Конечно не может – ни в коем случае… – Что, по-видимому, возвращает нас к пресловутой проповеди, – промолвил Лодербек на сей раз непривычно задумчивым тоном. – Именно об этом и вел речь наш клерк. До тех пор, пока не будут приняты определенные меры – пока не понастроят разных там богоугодных заведений, монастырей, домов призрения и так далее, – с кого спрашивать за такого рода ситуацию? Кто отвечает за такую вот девицу – которая одна как перст в целом свете – в таком вот месте? Вопрос задумывался как риторический, но Балфур, стремясь поддержать разговор, с ответом не замедлил: – Да никто не отвечает. – Никто, вот как! – Лодербек удивленно изогнул брови. – Где ж ваш христианский дух? – Анна попыталась свести счеты с жизнью – покончить с собой, знаете ли! Никто не несет за это ответственности, кроме нее самой. – Вы называете ее Анной! – укоризненно отозвался Лодербек. – Вы с ней, выходит, на «ты»; я бы предположил, что в таком случае доля ответственности за нее приходится и на вас! – Называть кого-то по имени еще не значит снабжать ее опиумом! – Вы бы захлопнули перед нею дверь, потому что она опиумозависима? – Я ни перед кем дверей не захлопываю. Если бы я нашел ее на дороге, то поступил бы в точности как вы. Совершенно так же. – То есть спасли бы ей жизнь? – То есть сдал бы ее полиции! Лодербек нетерпеливо отмахнулся от уточнения. – А что потом? – не отступался он. – Ночь в тюрьме, а потом? Кто защитит ее, когда она снова возьмется за свою трубку? – Никто не может защитить человека от него самого – от его собственной руки, знаете ли! – досадливо парировал Балфур. |