Книга Хищники с Уолл-стрит, страница 77 – Норб Воннегут

– Она прекрасно справится по меньшей мере с одним клиентом, – парировал Фрэнк.

– С кем?

– С Джей-Джеем, – ответил он. – Она говорит по-польски.

– Валяй, Фрэнк. Поставь Пэтти во главе моего бизнеса, – пошел я на блеф. Сердце у меня колотилось, в покере я никогда не был силен. – Только попомни мои слова, когда придет время очередного бонуса.

– Тогда кто у тебя на примете? – спросил он, усомнившись в своем решении.

Блеф сработал только из-за моих доходов – изрядного куска прибылей департамента, вдруг оказавшегося под сомнением. С неподходящим консультантом мой «список контактов» атрофируется. А вместе с ним и бонус Фрэнка. Он знает правила игры.

Я разделял обеспокоенность Фрэнка, но по другим причинам. Все брокеры не доверяют другим инсайдерам Уолл-стрит. В нашей отрасли деньги убивают союзы. Коллеги все время получают чеки и преображаются в конкурентов. Будь у меня выбор, я бы предпочел потерять моляр, чем доверить кому-либо своих клиентов.

– Энни и Хлоя работают потрясающе, – поколебавшись, предложил я. – Мои клиенты их любят. Они справятся.

– Нет, – без колебаний постановил он. И впился в меня взглядом, недвусмысленно говорившим: «Не торгуйся».

Языком тела он высказывался более дипломатично. Суля надежду. Он развел скрещенные руки, отказавшись от оборонительной позиции. Сжал подбородок между большим и указательным пальцами, и этот жест говорил: «Это можно уладить».

– Мне бы хотелось дать шанс Золе, – сказал я. – На этой неделе у нас состоялся совместный ленч. Энни и Хлое она понравилась, и я так или эдак подумывал пригласить ее в нашу команду.

– У нее нет опыта, – возразил Фрэнк. – Она даже не сдала Series 7.

Тут в наши дебаты втиснул жирный зад Младенчик.

– Фрэнк, – подал он голос, – вам незачем с ним договариваться. Гровер уходит в вынужденный отпуск.

Меня раздражает, когда меня называют полным именем. Это напоминает мне о Русском Маньяке.

Курц воззрился на юного юриста испепеляющим взглядом, вытянул правую руку ладонью вниз и опустил ее медленным, размеренным движением. В вольном переводе оно гласило: «Отсоси».

– Зола как раз сдает экзамен, – доложил я, не глянув на юриста. – И сдаст. Она может обратиться за помощью к моим союзникам.

– И кто же это будет? – Курц снова скрестил руки, одной рукой лязгнув своей гильотинкой с двумя лезвиями. Оборонительная поза – признак скверный.

– Клифф Халек.

– Халек в другом подразделении. Он не знает наш бизнес. Кроме того, не могу же я отправить новичка за помощью к директору-распорядителю. Это послужит дурным сигналом для других частей фирмы, Гроув.

– Клифф поможет Золе просто в качестве одолжения мне. Мне плевать, относится он к Деривативам или нет. Он забыл о рынках капитала больше, чем тупицы из ОФЛ узнаю́т за всю жизнь. Плюс у него есть секретное оружие.

– Какое это? – Задавая вопрос, Курц подался вперед.

– Он чует лажу за милю.

– Вот уж не знаю, – продолжал он слабо сопротивляться, грызя кончик незажженной сигары.

– Рассмотри альтернативу.

– То есть?

– Предположим, Пэтти не распугает моих клиентов. Я такой мысли не допускаю, но уж ради тебя пока предположим. – Я помолчал, чтобы следующий комментарий прозвучал более веско. – Если Пэтти Гершон наложит руку хоть на часть моих доходов, жизни от этой дамочки не будет. Всякий раз, когда вы с ней не сойдетесь во мнениях, она будет действовать через твою голову.

– Предоставь беспокоиться об этом мне, – резко осадил он меня.

Приняв удар, я нанес свой сокрушительный прямой.

– Она приносит доходы, а ты – нет. Она своего добьется, Фрэнк.

Курц примолк надолго. Бросил взгляд на юрисконсульта СКК. Младенчик пожал плечами.

Я принялся сгущать краски.

– Давай посмотрим, Фрэнк. По моим расчетам, Джей-Джей сегодня утром стоил пятьсот двадцать два миллиона долларов. По полпроцента это ежегодная премия в два и шестьдесят одну сотую миллиона долларов. А это только Джей-Джей, Фрэнк. У меня есть и другие клиенты. Ты в самом деле хочешь просить разрешения у Гершон всякий раз, когда захочешь попи́сать?

Запугивание сработало. Фрэнк сдался, проронив одно-единственное слово: «Хана». Я его дожал.

Триумф мой был недолгим. Младенчик распорядился:

– Гровер, вы должны очистить помещение.

Я состроил ему свою лучшую физиономию «убейся об стену». Уничтожающий взгляд принес мне облегчение. Но ничего не изменил. Я и сам это понимал.

– Фрэнк, можно мне забрать кое-что со своего стола? – Просьба прозвучала чуть ли не униженно.

– Увы, Гроув. Мы пришлем все, что тебе потребуется.

– Проклятье, Фрэнк. Я проработал здесь восемь лет, а ты относишься ко мне, как к гребаному Джону Готти {101}. Мне надо кое-что забрать. И вовсе не какой-то чертов профессиональный секрет.

– Ладно, ладно, – уступил он.

– Спасибо.

В лучшие времена мы с Фрэнком обменялись бы рукопожатием. Но не сегодня. Мы оба сторонились друг друга, и наше напряжение висело в комнате, как смог. Для Фрэнка я стал парией. Мое прикосновение стало токсичным, ядом, угрожающим его бонусу и его карьере. Он больше не воспринимал меня как топ-продюсера. Как раз там и тогда я осознал, что в моей отрасли есть еще одна аксиома.

Шестая. Стабильной работы для топ-продюсеров не бывает. Мы можем рухнуть со своих пьедесталов в любой момент – жестко и без предупреждения.

Поднявшись, Фрэнк сопроводил меня до порога кабинета. Двигался он медленно, держа безопасную дистанцию между нами. Его язык тела сообщал: «Я приму семичасовой душ через 30 секунд после твоего ухода». Тем не менее Курц с неизменным профессионализмом выразил заботу.

– Гроув, надеюсь, это только временно.

– Фрэнк, ты ведь не думаешь, что я вернусь. Правда?

– Я не уверен, – произнес он.

Младенчик поглядел с сомнением.

– Пошли, – сказал я охраннику перед кабинетом Курца. Линейка фотографий финансовых мошенников Фрэнка издевательски смотрела мне в спину. Иоанн Павел, казалось, готов дать мне отпущение.

Когда Гас эскортировал меня к столу, все вытаращились на нас. Брокеры, ассистенты по продажам и операционисты разглядывали меня со всех сторон. Их полураскрытые рты манили фруктовых мушек, будто Венерины мухоловки. Я чувствовал себя униженным и оплеванным. Мое позорное шествие только началось, дальше мне дорога в тюрьму в наручниках и кандалах. Неудивительно, что подозреваемые в преступлениях в вечерних новостях прячутся от объективов. Я бы с радостью натянул на голову пиджак. Скальп покалывало – верный знак, что я залился краской. В том-то и проблема со светлой кожей. Я никогда не мог скрыть своих эмоций.