Книга Летальный исход, страница 13 – Джон Локк

– Ох, перестань, пожалуйста! – сказал я, закатывая свои всепроникающие нефритово-зеленые глаза.

Моника вежливо улыбнулась. Что до меня, то Келли вполне могла бы уже отступить в сторону и дать мне возможность действовать, но ее продолжало нести.

– А какое одеяние! – продолжала она, подмигнув мне. – Какой стиль! – А потом спросила: – Моника, как бы вы назвали такую внешность?

– Э-э-э… континентальная?

– Обычная, повседневная для побережья, – сказал я.

Монике явно не терпелось вернуться к своим спортивным занятиям, но она ответила улыбкой на мою улыбку.

– Здравствуйте, Донован, – сказала она и протянула мне руку.

Я взял ее ладонь в свою и сделал медленный, нарочито претенциозный поклон, словно намереваясь ее поцеловать. Келли начала было хихикать, Моника оглянулась на нее и покраснела. Кажется, она хотела что-то сказать, но я еще сильнее сжал ее ладонь, и тут все в ее мире внезапно резко переменилось. Моника охнула и попыталась вырвать руку, но я переместил свой вес и ухватил ее другой рукой за предплечье. И прежде чем ее мозг сумел обработать и оценить происходящее, я швырнул ее в вэн с такой силой, что ее тело вмазалось в дальний его борт и с грохотом свалилось на пол.

В ужасе, с широко открытыми глазами Моника поползла к двери. Но я уже запрыгнул в вэн и перекрыл ей выход. Пораженная, онемевшая от внезапности этого взрыва насилия, она попыталась закричать. Но я схватил ее рукой за горло и так нажал, что она сумела издать лишь что-то вроде писка.

Глаза Моники судорожно метались в поисках Келли. Что это тут происходит, должно быть, недоумевала она. И почему Келли не приходит ей на помощь?!

Левой рукой я подпихнул Монику к торчащей из пола металлической скобе и прижал ее к ней, одновременно закрыв дверь вэна правой. Она попыталась вырваться из моего захвата, и я нажал посильнее, удерживая ее на месте. Потом услышал какой-то хруст и понял, что это треснул хрящ ее уха. Хрящ это был или нет, но это, кажется, лишило ее способности сопротивляться. Грудь Моники вздымалась, она дышала быстро и неглубоко, как ребенок, задохнувшийся после быстрого бега. Она издала низкий стон, как перепуганное животное, попавшее в капкан: слишком сильно напуганная, чтобы закричать, слишком потерявшая ориентацию, чтобы как-то реагировать.

Она, должно быть, слышала, как заработал мотор, видимо, почувствовала, как вэн дернулся, трогаясь с места. Какая-то часть ее сознания, пока еще действующая, как-то смогла понять и оценить ситуацию – все детали паззла сложились в картинку. Я понял это, потому что это было видно по ее лицу: Келли ведет машину, и возможности бежать не осталось никакой.

У нее в горле что-то переклинило, и это сработало как кляп – она не могла произнести ни слова. На щеке у нее собралась лужица – смесь слизи из носа и крови, – расползлась и повисла подобно распустившейся пряди веревки. Виктору бы это понравилось – то, в каком жутком положении Моника оказалась за столь короткий промежуток времени. Тут, словно по подсказке, у нее обильно полились слезы.

– Перестаньте, пожалуйста, перестаньте! Вы мне больно делаете! Больно! Пожалуйста! Отпустите меня!

Келли проверила шоссе впереди, затем глянула в зеркало заднего вида, прежде чем сбросить скорость. Потом резко свернула влево, на узкую, едва заметную дорожку, которую мы высмотрели заранее. И двинула вэн вперед, сквозь густые заросли, раздвигая ветви сосен и высокий кустарник, оплетенный ползучими растениями – они раздавались перед нами и тут же смыкались позади, эффективно заглатывая машину. Келли продвинулась вглубь зарослей ярдов на сто, а затем с большими усилиями развернула вэн передом к шоссе и врубила парковочный тормоз.

– Отлично проделано, – сказала она. – Мы молодцы.

Келли оставила двигатель на холостом ходу, чтобы могла работать печка. Потом наполовину развернулась на своем сидении, чтобы иметь возможность наблюдать за нами.

– Моника, – сказал я, – я сейчас вас посажу, если вы пообещаете не орать.

Она кивнула, насколько это было возможно, и я помог ей устроиться в сидячем положении. Она яростно уставилась на Келли. А та пожала плечами и пробормотала: «Мне очень жаль», а потом протянула мне какую-то тряпку, чтобы я передал лоскут ее бывшей товарке. Мы смотрели, как Моника промокает и вытирает лицо, пока оно не приобрело более или менее презентабельный вид, какой только возможен в подобной ситуации. Потом она осторожно приложила тряпку к уху, скривилась от боли и осмотрела запачканную кровью ладонь. Крови было немного, но достаточно, чтобы ее глаза вновь заполнились слезами. Она поморгала, и они по большей части повисли у нее на ресницах, лишь несколько скатилось по щекам. Я все это время наблюдал за нею, дожидаясь, пока она отдышится и придет в себя и, может быть, чуть расслабится. Кажется, так оно и происходило. Думаю, она обрела какую-то надежду и теперь ухватилась за нее. В конце концов, зачем нам предлагать ей тряпку, чтобы вытереться, если мы намереваемся ее убить, верно?

Я набрал номер Виктора, сообщил ему, что женщина готова разговаривать, и передал трубку Монике, а мы с Келли выбрались из вэна и закрыли за собой дверь.

– Ты заметил выражение ее лица, когда передал ей телефон? – спросила Келли.

Я кивнул. Выражение это было нетрудно разгадать: смесь шока, замешательства, надежды, страха. Мне такое встретилось впервые.

– Как думаешь, она попробует там запереться? – спросила Келли.

– Сомневаюсь. Она же понимает, что не может добраться до переднего сидения быстрее, чем мы откроем дверь.

Келли кивнула. Мы наблюдали, как эта бедолага сжимает в руке телефон и прижимает его к своему неповрежденному уху, пытаясь понять, что ей говорит этот отрывистый металлический голос. Я понимал, что она сейчас чувствует.

– Как у тебя дела с двойником? – спросила Келли.

– С твоим двойником? – уточнил я. – Я еще думаю над этим.

Келли рассмеялась:

– Готова спорить, что и впрямь думаешь.

– Это нелегкая задача – подобрать милую и добрую библиотекаршу, чтобы она была похожа на тебя.

– Библиотекаршу, да?

– Конечно, а почему бы нет?

– Последней моей «библиотекаршей» была Фифи, французская шлюха. У нее еще была татуировка на лобке: «Читай по моим губам!».

Я улыбнулся при этом воспоминании.

– Фифи, точно. Только я что-то не помню, чтобы она считала себя французской шлюхой.

Келли нахмурилась.

– Это библиотекарское выражение. Только она не первая шлюха-библиотекарша с татуировкой в промежности. Ты хоть помнишь, как звали другую?

Я помнил. Констанс была бы отличным двойником для Келли… если не считать татуировки у нее в промежности, гласившей: «Тебе тут, внутри, горячо, или это я тебя так грею?».

– Полагаю, что заслуживаю большей благодарности, – заметил я. – Это нелегко – найти для тебя двойника. Не говоря уж о том, какой тщательный осмотр я должен произвести, раз уж ты так капризна насчет тату и всего прочего.