Онлайн книга «Манящая тайна»
— Ведь тем утром я проснулся голый. Голый и залитый чьей-то кровью. Там оказалось чертовски много крови. — Он наконец шагнул в круг света. — Но то была не ваша кровь? Она покачала головой. Затем все-таки посмотрела на него и ответила: — Не моя. — А чья же? — Свиная. — Зачем? — Я не хотела… Черт побери! Не нужны ему ее извинения! Ему нужна правда! — А где была моя одежда? Она снова покачала головой: — Не знаю. Я отдала ее… — Несомненно, брату. Но зачем? — Мы… я… — Она замялась. — Я подумала, что если вы останетесь без одежды, то не сразу начнете меня искать. Подумала, что у меня останется больше времени на то, чтобы убраться подальше. — И все? — Темпл в ужасе понял, что это объяснение его разочаровало. А впрочем, чего он ожидал? Что она признается в страстной любви к нему? Черт побери, от нее одни неприятности! И он к тому же даже не знал, чего, собственно, хотел от этой женщины. — Я лежал голый, Мара. И я помню ваши волосы, свешивавшиеся с кровати. Помню и ваше тело… Она покраснела, и Темпл внезапно понял, чего хотел. Он шагнул на возвышение, чуть потеснив Мару, но каким-то образом — возможно, благодаря своей грациозности — не прикоснулся к ней. — Мы с вами… — Прошу прощения, ваша светлость. Он даже не взглянул на модистку. — Минутку, Эбер. Благоразумная француженка, не задерживаясь ни на секунду, выскользнула из комнаты. Темпл же обвил рукой талию Мары, ненавидя себя за слабость. Немного помедлив, он крепко прижал ее к себе, и она тихонько ахнула, но нисколько не испугалась. Боже правый, она его не боится! Когда же он в последний раз обнимал женщину, не боявшуюся его?.. Наверное, в тот момент, когда в последний раз обнимал ее. — Так как же, Мара? — тихим шепотом произнес он ей прямо в ухо, едва не задевая его губами. Он с трудом сдерживался, чтобы не прикусить ее ушко; ему хотелось ласкать эту женщину до тех пор, пока она не задрожит от наслаждения. Да-да, от наслаждения — не от страха. — Вы мне тогда отдались? — услышала она вдруг его шепот. Мара вздрогнула и замерла. А Темпла пронзило чувство вины, но только на мгновение. Он твердо решил, что не станет сожалеть о сказанном. Да-да, не станет сожалеть. Потому что и эта женщина ни о чем не жалела. Тут она повернула голову и воздала ему мерой за меру — прижалась мягкими губами к его уху и поцеловала несколько раз, а потом легонько прикусила мочку его уха. И на него тотчас нахлынуло желание. Боже милостивый, он хотел эту женщину! Знал, что она ядовита, но все же безумно ее хотел. А она, внезапно отодвинувшись, спросила: — А если расскажу, простите долг? И стало ясно: эта женщина — самый искусный противник из всех, ему встречавшихся. Потому что в тот момент он на полном серьезе думал согласиться. Простить все и позволить ей бежать. Возможно, он бы так и сделал, если бы она вернула ему воспоминания. Но она отняла и их тоже. — О, Мара… — сказал он, отпустив ее и чувствуя нечто… очень похожее на разочарование. — Мара, ничто из сказанного вами не заставит меня вас простить. Резко повернулся, позвал мадам Эбер и скрылся в темноте. Модистка тут же вошла, держа в руках что-то атласное, с кружевами. — Mademoiselle, s’il vous plait. — Она протянула Маре платье, знаками показывая, что его нужно надеть. Та замялась, но Темпл уже увидел, что она смотрела на наряд так, словно долго голодала, а француженка предлагала ей еду. Мара просунула в платье голову, затем руки, и у Темпла перехватило дыхание. Взглянув на француженку, он пробормотал: — Я не хочу, чтобы она надевала чужие наряды. Все должно быть сшито специально для нее. Мадам Эбер взглянула на Темпла: — Да, конечно. А это платье, оно для того, чтобы определиться с фасонами. Ты же сказал, что хочешь лично одобрить выбор. Мара издала возглас возмущения и пробурчала: — Ваша светлость, вам мало унижать меня своим присутствием во время примерки? Эбер уже поправила подол и теперь застегивала платье на спине, предоставив Темплу любоваться потрясающим видом. В этом розовато-лиловом наряде Мара и впрямь выглядела весьма впечатляюще. Он никогда прежде не верил в то, что платье может украсить женщину. Женщина есть женщина; и если она привлекательна, то и будет привлекательной, что бы ни надела. А если красоты нет… Что ж, ткань волшебства не сотворит. И все же это платье показалось ему волшебным — как великолепным покроем, так и нежным мерцанием в отблесках свечей. Более того, цвет его прекрасно оттенял дивную кожу Мары и подчеркивал красоту волос, а также голубизну и зелень глаз. О, черт! Он начал рассуждать как женщина. Но наверное, все дело в том, что такую Мару он никогда не знал… Такую, которой предназначено стать герцогиней Ламонт. И будь все проклято, если в этом платье она действительно не выглядела герцогиней. Да-да, самой настоящей герцогиней. Настолько настоящей, что ему вдруг ужасно захотелось обнять ее и… «Не думай об этом!» — приказал он себе. И, нахмурившись, проговорил: — Вырез на лифе должен быть ниже. — Mais non, ваша светлость, — возразила портниха. — Лиф выглядит идеально. Только посмотрите, как он открывает, не открывая. Разумеется, она была права. Лиф оказался самой безупречной частью платья — был прекрасно скроен и находился достаточно низко, чтобы дразнить, не выдавая ничего лишнего. Темпл заметил это в тот самый миг, когда Мара надела платье, оно наилучшим образом подчеркивало ее соблазнительные веснушчатые груди. Настолько соблазнительные, что ему захотелось пересчитать и внести в каталог все эти маленькие пятнышки. Да, лиф безупречен. Но ему не нужно ничего безупречного. Ему требуется… нечто разрушительное. — Ниже, — буркнул он. Портниха посмотрела на Мару, и Темплу захотелось, чтобы та возразила, оспорила его требование. Чтобы заявила, что лиф — самый подходящий. Тогда он почувствовал бы себя лучше и не злился бы на себя. Разумеется, она все прекрасно поняла. Мара знала: он хотел, чтобы она с ним сразилась. Поэтому она выпрямилась, а затем склонила голову в знак покорности. И не произнесла ни слова, чем заставила его почувствовать себя редкостным мерзавцем. Сколько тебе нужно времени?! — рявкнул он, глядя на модистку. |