Книга Нареченные, страница 74 – Шелли Крейн

Когда я открыла глаза, никаких энергетических лент уже не было, зато вся комната светилась. В воздухе расплылась голубизна, и сейчас же меня накрыло новой волной, так что руки сжались в кулаки. Калеб ласково заставил меня раскрыть ладони, чтобы сплести наши пальцы вместе, а холодные и жаркие волны смешались в нас и между нами и переросли в нечто такое, что мы больше не в состоянии были контролировать.

Калеб отпустил мои губы, только чтобы застонать от приближения пароксизма, и захватывающие нас волны удовольствия несли почти болезненные ощущения. Потом от острой огненной вспышки в венах я пронзительно вскрикнула. Мир вокруг нас засверкал слепящим белым светом, и в нем утонуло все, кроме моего запечатленного. Я ощущала его вкус и запах. Я чувствовала каждую его мысль; все, что он желал, было мне доступно. И я все это вбирала.

Я пережила нечто такое, о чем никто, кроме Асов, даже не догадывается. Это больше чего бы то ни было, прочувствованного мною за всю жизнь. Это слаще шоколада! Вкуснее медовиков! Лучше поцелуев и ласк, лучше нежных слов, всего вместе взятого. Я была зачарована.

Когда я, наконец, кое-как пришла в себя, то поняла, что еще не восстановила дыхание. Калеб тоже дышал надрывно и часто, прижимаясь к моей щеке. Он поднял лицо и посмотрел на меня. Он разрумянился, словно от напряжения, хотя мы еще по-настоящему и не начинали.

Он выпустил мои пальцы и поднес свои к моему лицу. Я заметила, что они чуть заметно дрожат.

– Дыши, Мэгги.

Совсем как в первый день, в первый раз, когда он произнес мое имя как имя своей нареченной.

Я глубоко вздохнула, а когда выдохнула, это был стон настоящего и полного счастья и удовлетворенности.

Мы еще не справились с дыханием, а Калеб продолжал смотреть на меня. Сквозь полуприкрытые веки я видела его лицо. Оно светилось любовью. У него приподнялись уголки рта и растянулись в радостную улыбку, сказавшую мне все. Ему тоже было хорошо.

Он ухмыльнулся моей мысли.

– Да, – подтвердил он и еще раз нежно поцеловал меня в губы, щеку, скулу. – Ты делаешь меня самым счастливым на свете.

– Тогда мы квиты.

Калеб рассмеялся и перевернулся на спину, чтобы перевести дыхание. Подтянул меня к себе и провел рукой по моему предплечью. Тело продолжало трепетать и покалывать, словно мне сделали укол морфия. Я оцепенела и пребывала в состоянии абсолютного покоя, будто куда-то уплывала.

Раньше я не любила это выражение, но только теперь поняла, что оно означает.

– Ты в порядке?

– Что за вопрос? – Я рассмеялась, поняв по его голосу, что он тоже запыхался.

Калеб засмеялся и проговорил мне в волосы:

– Спасибо, детка.

– Калеб, – начала я возмущаться.

– Я хочу сказать – за все. Ты приняла и любишь мою семью, ты любишь меня, несмотря на все произошедшее. Ты выходишь за меня замуж… Спасибо тебе. Если ты желала сделать меня счастливым, ты этого добилась.

– Я рада, что ты счастлив. Я действительно этого хотела.

Через несколько секунд я почувствовала жгучую боль в запястье. Калеб подскочил, и я подумала, из-за того, что он почувствовал мою боль, но он подул на собственное запястье. Чтобы разобраться, что происходит, мы подняли наши руки над головой.

В темноте моей комнаты, на постели с любимым человеком, на моем запястье, в том же месте, что и у Калеба, появилась татуировка Виртуоза. Она горела ярким оранжевым огнем, будто была выжжена на моей коже. У Калеба она тоже горела ярким пламенем, и я увидела, что его имя обвивает мое. А на моей татуировке мое имя обвивало его. Мы инстинктивно сложили их вместе, и я не смогла удержать счастливых слез, когда они полностью совпали. Две половинки слились в одно.

У Калеба прошло состояние благоговения, верх взял мой защитник.

– О, Мэгги, я знаю, это немножко больно. Прости.

– Да не было больно, – уверяла я. – Мне так этого хотелось. – Я шмыгнула носом, и он вытер мою слезинку. – Я сама думала пойти и сделать это.

– Я знаю.

– Тогда почему не знаешь, какую радость это мне доставило? – Я взглянула на свою татуировку и нахмурилась. – Что это?

Калеб тоже посмотрел и сдвинул брови. В середине обоих наших полумесяцев стоял знак бесконечности – перевернутая на бок восьмерка.

– Бесконечность, – благоговейно пробормотал у меня над ухом Калеб. – Я никогда не видел это на наших семейных татуировках.

– Значит, нас ждут перемены, – решила я.

– Мэгги, – вздохнул он. – Ты такая поразительная…

Он прижался губами к моей коже и поцеловал меня медленно и со вкусом. Я услышала его мысль о том, чтобы слиться еще раз… Я улыбнулась, не прерывая поцелуя, и невольно отпустила его. Калеб немного отклонился назад и провел большим пальцем по татуировке на моем запястье.

– Хочешь посмотреть видение? – осторожно спросил он.

– Что?

– Ну, одно из моих видений того времени, когда мы запечатлелись? Думаю, если ты уже приняла предложение выйти за меня, показать это теперь не повредит.

– Да, – согласилась я. – Пожалуйста.

Калеб снова прижался к моей голове, и я увидела нас в большом дворе ночью. Картинка начиналась босоногими танцами, я была в красном платье. Калеб крепко обнимал меня, и мы медленно танцевали. Он приподнял мой подбородок повыше и под всеобщее ликование поцеловал, а потом мысленно сказал, что я красивая.

Я повернулась и увидела совсем близко Кайла и Линн, они тоже танцевали. Линн улыбнулась мне. Когда я посмотрела на Калеба, он поднял мою руку и поцеловал палец с кольцом. Но рука расплывалась, и я не могла рассмотреть это кольцо. Я поискала глазами папу. Он стоял и наблюдал за нами, плакал и вытирал лицо рукавом.

Калеб отодвинулся, и я почувствовала влажную прохладу на своих щеках. Он снова вытер их.

– Хорошо бы эти слезы были счастливыми.

– Они счастливые, – всхлипнула я. – Спасибо, что показал мне это. Что еще ты видел?

– Не так быстро, моя красавица. По одному зараз, – игриво шепнул он.

– А знаешь, что я видела?

– Не-а.

– Хочешь увидеть?

– Пытаешься торговаться?

– Ага.

Он засмеялся.

– Тогда нет. С меня хватит моего.

– Бу-у, – простонала я.

– Ты готова заняться выбором платья? – прошептал Калеб мне в ухо.

– Нет…

Он поцеловал меня в шею.

– Ладно… Уверен, без дела мы не останемся, – негромко произнес он.

– Я бы лучше так и лежала.

– Согласен. Остаемся здесь навсегда, – решил он и улегся головой себе на руку, как на подушку.