
Онлайн книга «Время перемен»
– Дай мне ранец. Пальцы дочери впиваются в розовый виниловый ремень. Я бросаюсь к Еве и срываю с плеча ранец. – Мама, прекрати! Сейчас же отдай! – кричит Ева. Я с трудом увертываюсь от цепких рук дочери, которая прыгает вокруг меня, стараясь завладеть своим имуществом. Продолжая исполнять ритуальный танец дервиша, прижимаю ранец к груди и вожусь с «молниями», что расстегиваются в разные стороны. – Мама, да отдай же ранец! – в отчаянии вопит Ева. – Ты не смеешь! Наконец мне удается открыть застежки, ободрав при этом весь лак с ногтей. Переворачиваю ранец вверх дном: на пол с грохотом падают три учебника и папка, из которой разлетаются в стороны листки бумаги и красочное расписание уроков. Во время приземления страницы учебников мнутся, а из ранца вываливается щетка для волос, компакт-пудра, пластиковый контейнер с тампонами и в завершение всего завернутый в фольгу презерватив. В комнате наступает мертвая тишина, и только слышно, как из крана капает в раковину вода. Я выжидающе смотрю на Еву. Дочь тяжело дышит, а ее лицо заливает густая краска. – Ненавижу тебя! – взвизгивает она и молнией вылетает из комнаты. – Ева, немедленно вернись! – кричу я вслед, но слова застревают в горле. – Ева! С громким топотом Ева несется по лестнице, а потом оглушительно хлопает дверь. Мутти дрожит всем телом и как загипнотизированная смотрит на валяющийся на полу презерватив. Ее лицо покрыла мертвенная бледность, одной рукой она держится за горло, а второй хватается за сердце. * * * Мы с Мутти ползаем на четвереньках, собирая рассыпавшееся по полу имущество из Евиного ранца и моей сумочки. Вдруг с улицы доносится шуршание шин по гравию, и мы оторопело смотрим друг на друга. Наверху слышно, как открывается дверь, и Ева сбегает вниз по лестнице. Протиснувшись между нами, она хватает куртку. – Ева, не смей выходить из дома! Ева, кому говорят! – ору я, пытаясь ухватить дочь за лодыжку. – Что ты надумала? Ах ты… За Евой с грохотом захлопывается дверь, слышно, как закрывается дверца машины, заводится двигатель, а потом наступает тишина. Я так и стою на четвереньках посреди кухни: одна рука протянута в сторону сбежавшей дочери, а вторая прижимает к полу пакет с презервативом. Сбросив оцепенение, я издаю тихий стон, который постепенно становится все громче и переходит в отчаянный вой. Мутти подползает на коленках сзади и крепко меня обнимает. * * * Мутти приводит меня в гостиную и усаживает в глубокое кресло, дает в руки бокал «Ягермайстера» и снова опускается на колени, чтобы разжечь камин. Харриет сидит рядышком и с подозрительным видом фыркает носом. Смотрю на худенькую спину Мутти, наблюдаю, как она возится со щепками для растопки, и, отхлебывая напиток, время от времени вытираю нос рукавом. В последнее время я пристрастилась к шардоне, но прекрасно понимаю, что Мутти хочет меня поддержать, и за это ей благодарна. Мутти – настоящий друг. Постепенно по телу разливается тепло, и, поджав колени, я погружаюсь в бархатные объятия уютного кресла. В камине начинает потрескивать огонь, все ближе подбираясь к поленьям. Мутти кладет кочергу на пол, вытирает руки и поднимается с колен, а затем усаживается в кресло напротив. Харриет неотступно следует за ней и укладывается Мутти на ноги. Я с немым укором смотрю в задумчивые карие глаза собаки, пытаясь пробудить в ней чувство вины и заставить подойти ко мне. Но Харриет не реагирует на мои ухищрения и, тяжело вздохнув, закрывает глаза, устроившись поудобней. – Ну что ж, могло быть и хуже, – говорит Мутти, протягивая руку за бокалом. – Это как же? – Еву не взяли под стражу. – Ах, да, разумеется. – И, по крайней мере, она предохраняется. – Что ты говоришь, Мутти! – А ты бы предпочла, чтобы она занималась сексом без предохранения? – Лучше бы она им вообще не занималась. – Ты права. – Может, именно сейчас она именно сексом и занимается, – еще больше растравляю себя я. – Вряд ли это долго тянется. – Откуда ты знаешь? – Потому что Эрик – новое увлечение. На прошлой неделе я слышала, как она мило щебечет с Луисом. Мы обе понимаем, что с Луисом Ева не спит, потому что он живет в Хенникере. – О господи! Значит, Ева знакома с Эриком всего неделю, а он уже успел затащить ее в постель? Мутти в задумчивости смотрит на меня, постукивая пальцами по столу. – Ну, что еще? – Я не в силах сдерживать раздражение. – Ты намерена поставить в известность Роджера? – Я должна рассказать ему о раскуривании травки или о презервативах в ранце нашей дочери? – Обо всем, – спокойно заявляет Мутти. Одним глотком осушаю бокал, и Мутти тут же поднимается с места, берет хрустальный графин и снова его наполняет до краев. – Нет, невозможно. Если Роджер узнает, сразу потребует, чтобы Ева жила с ним. – Считаешь, это плохо? – Теперь Мутти наполняет свой бокал. – Ужасно! Такой вариант даже рассматривать не хочу! – А почему? – Не могу представить свою жизнь без Евы. Как подумаю, что она уедет от меня… Именно по этой причине так и не перезвонила Натали Дженкинс. Рука Мутти вместе с графином застывает в воздухе: – Что ты сказала? – А что такое? – Я готовлюсь к обороне, но уже поздно: слова сорвались с языка, и теперь придется все выкладывать начистоту. – Что ты только что сказала? – настаивает Мутти. Я с виноватым видом рассматриваю язычки пламени в камине. – Если я правильно поняла, Натали Дженкинс тебе звонила? – Мутти водружает графин на стол и, подбоченившись, смотрит на меня в упор. – Признавайся, Аннемари! – Да в чем? – лепечу я. – Рассказывай, зачем она звонила! – По поводу занятий Евы в ее школе. Натали заметила девочку еще в Кентербери, Ева произвела на нее хорошее впечатление. Натали хочет, чтобы мы приехали к ней, и тогда она оценит Евины возможности. – А ты, значит, ей не перезвонила? – Мутти будто не верит своим ушам. Я с несчастным видом качаю головой и кажусь себе беззащитным ребенком перед надвигающейся волной гнева Мутти. – Аннемари-Констанция Циммер! Натали Дженкинс – трехкратный призер Олимпийских игр! Почему же ты ей не перезвонила? О чем только думала? Мутти некоторое время не сводит с меня пристального взгляда, а потом откидывается на спинку кресла: |