Онлайн книга «Время перемен»
|
– Значит, он… Шанталь пододвигается ближе и гладит меня по плечу: – Мистер Олдрич попал в ужасную автомобильную катастрофу, и если выкарабкается, вести прежний образ жизни уже не сможет. – Если выкарабкается, – эхом повторяю я. – Боже мой! – Состояние крайне тяжелое. Многое зависит от того, как пройдут ближайшие несколько дней. Он получил множество серьезных травм. «Крайне тяжелое состояние» звучит еще хуже «состояния критического» и означает, что надежды практически нет. Уму непостижимо! Создается впечатление, что я наблюдаю за собой со стороны, а человек, о котором идет речь, вовсе не Роджер. – Что вы имеете в виду? Хотите сказать, он умрет? Хирург смотрит в пол, но потом снова встречается со мной взглядом. – Томография показывает обширное повреждение мозга, и мы не можем сказать, какие функции восстановятся. Мы сделали все, что смогли, попытались приостановить рост опухоли и вызвали кому, но травма оказалась слишком тяжелой. При подобном повреждении мозга отек продолжается уже после аварии. – Я хочу его видеть. Доктор Лефкоу молча кивает. * * * – Вы готовы? – осведомляется Шанталь, а я в ответ лишь опускаю ресницы. Никогда в жизни не чувствовала себя такой неподготовленной. Однако шаткой походкой движусь к двери палаты, будто внезапно прозревший слепой, потерявший ориентацию среди множества форм и красок. Ищу глазами кровать. А когда нахожу, вдруг подкашиваются колени. – Господи! – выдыхаю я. Шанталь берет меня под руку, желая поддержать, а я хватаюсь второй рукой за дверной косяк и зажмуриваю глаза. – Вам плохо? Может, хотите присесть? Несколько секунд стою неподвижно, сосредоточив внимание на плитках пола. Только бы не рухнуть на них. С трудом выдавливаю: – Нет, не хочу. Наконец удается восстановить равновесие, и Шанталь отпускает мою руку. – Ну как, голова больше не кружится? – Нет. – Дышу с трудом и, собравшись с силами, решаюсь взглянуть на кошмар, распростертый на больничной койке. Вокруг кровати установлено множество мониторов и непонятное оборудование, которое гудит и мигает. Узнать опутанного проводами человека невозможно. Голова обмотана бинтами, разбитое лицо безобразно распухло и отекло, глаза заклеены лентой. Все тело неестественно раздулось, и создается впечатление, что в нем отсутствуют кости. Нет, это не Роджер! Не может быть! Изо рта выведена толстая трубка, подключенная к аппарату искусственного дыхания. Гофрированные складки из синего пластика поднимаются и опадают, издавая змеиное шипение. К вискам и груди лентой приклеены провода, над кроватью подвешен пакет для внутривенного вливания, из которого каплями выходит раствор. Черный пульсовой оксиметр, прикрепленный к указательному пальцу, мерцает красным светом, как будто там находится артерия. При виде жуткого зрелища сознание начинает отключаться. Быстро перевожу взгляд на грудь больного. Шанталь бесшумно двигается по палате и незаметно подставляет к кровати стул, приглашая меня сесть. Медленно приближаюсь к кровати. Подхожу совсем близко, всматриваюсь в лицо в надежде отыскать черты Роджера. И не нахожу. Зато узнаю мускулистые плечи, угловатые запястья и конусообразные пальцы. – Он знает, что я здесь? – шепотом спрашиваю у Шанталь. – Возможно. – По интонации понимаю, что медсестра в это не верит. Протягиваю руку и глажу мизинец Роджера. Я готовилась утешать его, выразить соболезнование по поводу гибели жены, но как помочь человеку, который утратил себя? Огромное горе придавило своей тяжестью и лишило дара речи. Осторожно глажу мизинец Роджера, опасаясь причинить боль и усилить и без того нестерпимые страдания, выпавшие на его долю. Господи, невыносимо смотреть на родные руки, из которых вдруг ушла жизнь! А в ушах назойливо жужжит вынесенный врачом приговор: «Неизвестно, какие функции мозга будут восстановлены». Точно такие же слова прозвучали в мой адрес. А я их опровергла. Но теперь, глядя на разбитую вдребезги голову Роджера, втайне лелею надежду, что он никогда не придет в себя. * * * Узнав у медсестры, где находится западный вход, мелкими робкими шажками отправляюсь на его поиски. Бегу трусцой, как человек, который случайно забрел в запретную зону и хочет поскорее оттуда выбраться. Отель расположился на противоположной стороне улицы, рядом с аллеей, ведущей к больничной парковочной стоянке. Мрачное приземистое строение, окутанное облаком липкого страха, окружающего саму больницу. Администратор явно осведомлен о моем приходе и тут же объясняет, как пройти в номер. Медленно иду по коридору, но, свернув за угол, бегом лечу в указанном направлении. Остановившись у дверей номера, вытираю ладонью слезы, распрямляю спину и только потом решаюсь постучать. Затаив дыхание, жду, вознося молитвы ко всем богам, чтобы Мутти и Ева оказались на месте. Если их нет, не представляю, что делать дальше. В следующее мгновение слышится щелчок, и дверь чуть приоткрывается. В просвете появляется лицо Мутти. – Слава богу! – с облегчением вздыхаю я. Мутти распахивает дверь, и я захожу в тесную темную комнатку, обставленную с уютной простотой. Мебель дешевая, а на окне закреплен кондиционер. – Ну, что удалось выяснить? – торопится узнать новости Мутти. – Ты виделась с Роджером? – Как там папа? – доносится из другого конца комнаты голос Евы. Она лежит, свернувшись калачиком, на дальней кровати, прямо на покрывале с рисунком из виноградных лоз. Одну из подушек дочь прижимает к груди. Телевизор, находящийся в большом шкафу, по-видимому, так и не включался. – Ему только что сделали операцию. – Изо всех сил стараюсь придать голосу уверенность. – Какую? – Образовалась опухоль, ее необходимо было убрать. По глазам Мутти вижу, что она все поняла, но в присутствии Евы пускаться в подробные объяснения не могу. Понимаю, что не должна выдавать свои чувства. Уголки губ вздрагивают, чуть приподнимаясь вверх и изображая улыбку. Наверное, сейчас она такая же вымученная, как у Шанталь. Однако надо держаться до конца. – А можно мне повидаться с папой? – не унимается Ева. Она уже сидит на кровати и приглаживает рукой несуществующую шевелюру. Подушка по-прежнему прижата к груди. – Он пока спит после наркоза. А вам удалось что-нибудь узнать о Джереми? – Малышу стало лучше, и теперь его состояние оценивается как хорошее, – сообщает Мутти. – У него тоненькая трещина на черепе и сломано запястье. – И все?! – невольно вскрикиваю я. – Слава богу! Какое счастье! |