Книга Ричард Длинные Руки - бургграф, страница 17 – Гай Юлий Орловский

Я полюбовался малость: в самом деле ей нравится вот так показывать длинные красивые ноги, в то время как остальные женщины вынуждены прятать их под юбками до земли, нравится сверкать улыбкой и обнаженными до плеч руками, что с церковной точки зрения тоже недопустимо, как и трясти гривой черных как смоль волос: волосы женщины должны быть укрыты платком, а без него женщина считается распущенной и порочной.

А вот ей ничуть не в лом, что распущенная и порочная, даже хвастается этим в танце, выставляя вызывающе то грудь, то плечи, вихляя бедрами и оттопыривая задницу.

Не успела стихнуть за спиной музыка, как начала перекрывать другая: на другом перекрестке такая же группа, только здесь пляшут уже две женщины, еще раскованнее, еще эротичнее, можно сказать, хотя такого слова еще нет, а музыканты вообще озверели: дудят, звенят, звякают, приплясывают сами, и вот уже в толпе притопывают задними конечностями, пока ловкие ребята срезают у них кошельки...

Дальше я встречал еще группы жонглеров, фокусников, метателей ножей, двери питейных заведений распахнуты, чувство всеобщего веселья начало захлестывать и меня, уже начал улыбаться в ответ на заигрывание красоток на улице, не все же из них профессионалки, есть и любительницы, мясо и здесь жарят прямо на улице: где на вертелах, где на огромных сковородах, мальчишки бегают по улице с кувшинами колодезной воды, сгибаются под бурдюками вина.

Город начинает нравиться... нет, не то слово, он понравился сразу. Даже та стычка с уличными хулиганами не слишком испортила впечатление. Вот эта раскованность, свобода — это что-то. Да и вообще здорово, когда народ веселится, а не ходит угрюмый в заботах, где бы добыть кусок хлеба на пропитание.

И если бы не ощущение, что Адальберт тоже здесь, что взамен волшебной чаши он в здешних лавках в состоянии отыскать что-то и поопаснее...

Очень часто попадаются лавки, торгующие древними вещами. Все их принято считать волшебными, колдовскими. Я начал присматриваться, наткнулся на человека, что загородил дорогу и стоит, как столб, задрав голову кверху.

Я собрался отпихнуть, но он, не глядя на меня, сказал с благоговейным испугом:

— Этого еще не хватало!

С запада быстро наползает угольно-черная туча, под ней прогибается и опускается глуповато-синее небо, как будто по тонкому льду мчится огромный вездеход, спеша успеть перескочить на другой берег. Даже на таком расстоянии видно, что туча именно мчится, несется, а не наползает величаво и медлительно. Чувствуется, что в ее недрах сотни тонн ледяной воды, да какое там сотни — миллионы! — и непонятно как всё это держится там, но понятно, что непрочная ткань прорвется и вся масса воды с грохотом и шумом обрушится на беззащитный город.

— Прячьте товар! — прокричал кто-то. — Закрывайте окна и двери, а то побьет всё...

Другой голос проорал возмущенно:

— Куда городской совет смотрит?

Мне послышалось нашенское «За что я плачу налоги?», но народ поспешно утаскивал разложенные товары с улицы в дома. На залитую солнцем улицу пала черная тень и понеслась, прыгая по домам, погашая блеск окон и зачерняя белые стены.

Кто-то схватил ослика под уздцы и потащил его вдоль по улице подальше от моря. Я всё понимал, видел, как однажды такая же туча обрушила океан ревущей воды, мгновенно затопила улицы и нижние этажи домов, с таким же торжествующим ревом понеслась бурными грязными потоками вниз, утащила вместе с мусором несколько небрежно припаркованных... гм, телег и благополучно утопила их в море.

Местные сочувствовали приезжим, те всегда страдают больше всего, но в сочувствии проклевывалась некая гордость за свой неистовый ливень, за дикую грозу, за ослепляющие удары молний и жуткий грохот, от которого трясется и подрагивает земля, как испуганный молодой конь.

Двое-трое из наиболее солидных горожан суетились не шибко, часто останавливались и посматривали на тучу, один наконец сказал с мрачным удовлетворением:

— Успели...

— Думаешь, не сразу увидели? — спросил второй.

— Да... По-умному надо бы стороной пустить... А то вдруг да выронит воду.

Второй покачал головой.

— А вдруг совет хотел показать, насколько он силен? Мол, через весь город, и ни одной капли!

Первый хохотнул:

— Скорее, этот Бриклайт забавляется. Хотелось посмотреть, как народ засуетится.

— Ну, он же серьезный человек! А это какое-то мальчишество...

— Знаете ли, для кого-то просто веселье — посмотреть, как весь город пугается...

Он заметил, что я прислушиваюсь, улыбнулся, человек с улыбкой нравится всем, потому выгоднее улыбаться, чем хмуриться.

— Впервые такое видите?

— Впервые, — признался я.

— То-то...

— Такая мощь!

— У нас еще не то увидите, — заверил он.

Туча остановилась над городом, задевая брюхом верхушки башен. От нее пахнуло холодом океанских глубин, я ощутил миллионы тонн воды, содрогнулся, представив, как вся эта масса рухнет на такие непрочные домики.

— А разве такое возможно?

Горожане, не отвечая, с беспокойством смотрели на тучу, а та опустилась еще ниже, потемнело, в недрах грозно вспыхивает багровым, затем сдвинулась и медленно поплыла дальше.

Оба с облегчением перевели дух, один сказал с неудовольствием:

— Я не знаю, зачем он это делает!

— Показывает силу...

— Но это уже слишком. Мне это не нравится.

— Мне тоже, — признался второй, — но эта сила служит городу. Так что наши деньги потрачены не зря. Такой ливень переломал бы половину лавок и перепортил бы товар.

Я кашлянул, спросил льстиво:

— Вы сказали Бриклайт... Это местный маг?

Они переглянулись, первый сказал с видом полного превосходства:

— Берите выше. Это заместитель главы городского совета.

— Это он... тучу?

Горожанин расхохотался, засмеялся второй. Я виновато развел руками, всё понятно, главе городского совета подчинены и все местные маги.

— А Вильд, — сказал я, — он тоже в городском совете? — Они переглянулись, первый поморщился:

— Думаю, господину Вильду это и не нужно. Он и так полный хозяин почти трети города. Здесь полно гостиниц и постоялых дворов, как и просто трактиров... в каждом теперь по комнате, где наготове продажные женщины...

Он говорил осуждающе, но глазки заблестели, второй тоже сказал голосом оскорбленного достоинства:

— К сожалению, в этих тавернах можно попробовать запретные по всей стране снадобья... Не знаю, почему король не запретит это всё...

— Я бы запретил, — сказал первый. — Мы что, а вот дети...

— Да-да, — подхватил второй, — именно ради них нужно хотя бы ограничить...