Онлайн книга «Молоко с кровью»
|
– Прости меня, Степа… Недоброе я дело сделала, когда тебе горбоносую сосватала. – Пустое, – пожал плечами. – Я ее не замечаю, а теперь и она от меня отстала. – Нет, Степа, не пустое. Паскуда она. Берегись ее. – Говорю, пустое, Маруся, значит, пустое. Отчего это ты о ней вспомнила? Рассмеялась. – Не обращай внимания. Пустое… – Так мне?.. – уже к окну было пошел. Маруся остановила, конверт дала. – Очень прошу, Степа. Отнеси письмо в почтовый ящик около конторы. Да так, чтобы никто не заметил. Слышишь? – А что за письмо? – Очень важное. Очень… – говорит. – И сразу вбрось. Обещаешь? – Пойду? – на Марусю глянул. – Ты ж окно надолго не закрывай… – Поторопись… Прошел день, второй, неделя, а в Ракитном ничего не происходило. Не понаехали районные партийцы с проверками, не напечатали в районной газете фельетон про гнусные поступки коммуниста Поперека. Тихо. Маруся от напряженного ожидания даже испортила платье подружке Лене, жене Кости-баяниста. – Переделаю! – пообещала и все выглядывала на улицу: не едет ли незнакомая машина с чужими людьми. Но вместо чужих людей через неделю к Марусе ворвалась разъяренная Татьянка. – Чего тебе?! – грубо спросила Маруся. – Сказала уже – шить не буду. – Да сдалось мне твое шитье! – зашипела Татьянка и помахала перед Марусиным носом тем самым письмом, которое Маруся так старательно писала неделю назад. – Что это? Твой Поперек заставляет тебя конспектировать все, что с тобой вытворяет? – нахмурилась. – Ты писала? Ты? Ты? – тряслась Татьянка. – Дай почитать, тогда и скажу! – отрезала Маруся. – Не придуривайся! Ты про меня с Попереком в район написала! Ты! Знаю! Потому что завидуешь мне так, что аж колотит тебя. Завидуешь! Завидуешь! А не знала, глупая твоя голова, что у моего Поперека в районе друзей полно. И секретарша… Письмо не зарегистрировала, а скорее ему отдала. Ясно тебе?! – О! Так он еще и с секретаршей районной спит?! – Маруся уже не могла сдерживать гнев. – А то ты не знаешь, как это делается?! Сама со старым Старостенко спала и все ему на ухо свои капризы нашептывала. Это ты, гадюка, его заставила, чтоб он меня с этим немцем драным поженил! Ты! Ты, гадюка… А я б могла за Поперека выйти или еще за кого из начальства! А ты… Маруся размахнулась да ка-ак врежет библиотекарше по щеке. Та и рухнула. Об стул головой ударилась, сидит на полу и аж воет от ненависти. Маруся ее за шкирку схватила: – Ты хоть светлую память Матвея Ивановича не тревожь, сволочь! И по себе всех не равняй! – умолкла, библиотекаршу тряхнула. – А письмо такое каждый написать мог. Сама языком по селу понесла. Я у тебя не допытывалась. Да и окна в библиотеке – полметра от земли. К ним разве что младенец не дотянется. Библиотекарша зыркнула на Марусю испуганно. – Господи, как же я не подумала… Что ж делать? А Маруся – дальше. И аж дрожит. – Верно, уже все Ракитное над твоими с Попереком подвигами смеется. Вот, нужно к клубу сходить, а то все шью и шью, никаких новостей не знаю. А около клуба люди отчего-то вторую неделю перешептываются и так хохочут, что аж в моей хате слышно. Нужно сходить. Библиотекарша побелела и всхлипнула. – Маруся! Мы ж подругами когда-то были! Маруся! Что делать?! – Пусть твой Поперек чешет из Ракитного, пока его, как очень перспективного, куда-нибудь на Дальний Восток не отправили. – Скажешь тоже! Он же себе не хозяин. Куда поставили, там и должен… – Заплакала. – Маруся! Он меня живьем съест. Клялась, что никому не скажу, а теперь он думает, что я… – А ты ему про окна скажи, – приказала Маруся. – Пусть сам в них заглянет, когда будет у библиотеки крутиться. Потому что районная секретарша письмо перехватила, а люди тем временем, верно, уже десять новых написали. – Плюнула. – Тьфу, мерзость! Чтоб вам… Указала библиотекарше на дверь: – Сама увидишь – не уедет твой Поперек из Ракитного, тебе же хуже будет. Татьяна испарилась, а Маруся так расстроилась, что аж пальцы иголкой исколола: и что теперь делать? Не сдалась. Полгода писала в район, и в начале семьдесят седьмого Поперек таки исчез из Ракитного за день, словно и не было его тут никогда. Библиотекаршу с собой не позвал. – Производственные шлюхи остаются на месте производства в наследство новому руководству, – сказал Татьянке без церемоний во время последнего полового акта. Библиотекарша застыла в тяжкой женской скорби, потому что – куда ни кинь – никому не нужна. Могла бы к мужу прислониться, так за два года под Попереком так привыкла пренебрегать им да насмехаться, что теперь и подступиться боялась. Через месяц после отъезда Поперека библиотекарше стало не до скорби. Такой страх охватил, хоть в петлю: Поперек, уехав из Ракитного, оставил свое семя. В библиотекарше. – Аборт?! – испугалась старая учительница Нина Ивановна. – Ни за что, дочка! – И добавила торжественно: – Будем рожать, – словно ее саму девять месяцев будет выворачивать от токсикоза и выкручивать от боли во время родов. – А Степке как сказать? – ляпнула Татьянка. – Я его сама обрадую, – ответила учительница и однажды притащилась в тракторную бригаду, где Степка уже бригадиром был. – Поздравляю, дорогой зять! – С чем? – спросил немец. – Со вторым ребеночком. Татьянка беременна. Будет Ларочке братик. Или сестричка! Немец чуть не упал. На женину мать сквозь очки глянул, бригаду оставил и пошел домой. Горбоносая жена, как засватанная, сидела на диване и с мольбой смотрела на мужа. – Так ты таки паскуда, – только и сказал Степка. – А я не верил. – Степочка… Вот один только раз… Из-за тебя… Ведь ты не хотел… – забормотала. Степка растерянно оглянулся, словно поддержки искал. Вместо поддержки вынул из кармана «Пегас». – И что мне теперь делать? – Не бросай… Умоляю, умоляю… Аборт бы сделала, так врачи говорят – поздно. – Башку твою лечить поздно, – ответил немец и пошел из дома. Под утро заявился. Пьяный. Потому что ничего не понимал. Пошел было к Марусе, и не знал, как оправдаться. Что сказать? Жена беременна, но это не я? Засмеет и прогонит навеки, потому что раз уже клятву нарушил. Не поверит. Ни за что не поверит. Степка присел под Марусиным окном и, когда она подошла, встал и сказал: – Гони меня, Маруся! Нет у меня фактов, чтоб доказать тебе – не предавал я тебя. – Ты про жену свою? – спросила Маруся тихо. |