Онлайн книга «Кодекс принца. Антихриста»
|
– Да. Можно она будет ночевать у нас по понедельникам? Она живет очень далеко, в каком-то поселке в восточных кантонах, и во вторник ей приходится вставать в четыре часа, чтобы к восьми быть на занятиях. – Ну разумеется. Поставим раскладушку в твоей комнате. Назавтра я собралась с духом и заговорила с Христой: – Если хочешь, можешь по понедельникам ночевать у меня. Она посмотрела на меня с радостным изумлением. Это была лучшая минута в моей жизни. – Правда? И надо же было мне тут же все испортить. – Мои родители не против, – сказала я. Христа прыснула. А я сморозила еще одну глупость – спросила: – Ты придешь? Все вывернулось наизнанку. Я уже не предлагала Христе услугу, а упрашивала ее. – Так и быть, приду, – ответила она так, как будто соглашалась, только чтобы сделать мне приятное. Но все равно я обрадовалась и с нетерпением стала ждать понедельника. Я в семье единственный ребенок, с друзьями мне не везло, так что гостей у меня никогда не бывало, и уж тем более никогда никто не спал в моей комнате. Одна мысль о таком чуде наполняла меня восторгом. Настал понедельник. Христа держалась так же, как обычно. Но я с замиранием сердца заметила, что она пришла с рюкзачком – захватила свои вещи. Занятия в тот день кончились в четыре часа. А потом я целую вечность прождала у дверей аудитории, пока Христа попрощается со своими многочисленными приятелями. Наконец она не спеша подошла ко мне, но заговорила – с вынужденной любезностью, словно оказывая мне великую милость, – только тогда, когда другие студенты уже не могли нас видеть. Сердце неистово колотилось у меня в груди, когда я открывала дверь в квартиру. Христа вошла, осмотрелась и присвистнула: – Ничего! Я почувствовала дурацкую гордость. – А где твои родители? – спросила она. – На работе. – Они у тебя кто? – Учителя в коллеже. Папа преподает греческий и латынь, мама – биологию. – А-а, ясно! Я хотела спросить, что именно ей ясно, но не решилась. Дома у нас не слишком роскошно, но красиво и приятно. – Покажи мне свою комнату! Ужасно волнуясь, я провела ее в свою берлогу. Ничего интересного в ней не было. – Так себе комнатка. – Христа презрительно скривилась. – Тут очень уютно, вот посмотришь, – как бы оправдываясь, сказала я. Она улеглась на мою кровать, предоставив мне раскладушку. Конечно, я и так собиралась уступить кровать ей, но предпочла бы, чтобы предложение исходило от меня. Однако я постаралась отбросить эти мелочные мысли. – Ты всегда здесь спала? – Да. Я тут живу с рождения. – А братья и сестры у тебя есть? – Нет. А у тебя? – У меня два брата и две сестры. Я самая младшая. Покажи мне свой гардероб. – Что-что? – Открой шкаф! Сбитая с толку, я повиновалась. Христа соскочила с кровати и подошла к платяному шкафу. Осмотрев все, что там висело, она сказала: – У тебя тут только одна приличная вещица. Она вытащила мой единственный красивый наряд – облегающее китайское платье – и быстро стянула с себя майку, джинсы и туфли. Я смотрела на нее, онемев от изумления. – Платьице в обтяжку, – сказала Христа, присмотревшись. – Сниму, пожалуй, и трусики. Миг – и она очутилась передо мной в чем мать родила. Надела платье и посмотрелась в большое зеркало. Ей очень шло. Налюбовавшись на себя, она сказала: – Интересно, как оно сидит на тебе. Этого-то я и боялась. Она сняла платье и бросила его мне: – Надень! Я пришибленно молчала, но не шевелилась. – Надень, говорю! И снова я не выжала из себя ни звука. Христа весело прищурилась, будто до нее дошло наконец, в чем дело. – Тебе неудобно, что я голая? Я отрицательно мотнула головой. – Тогда почему ты сама не раздеваешься? Давай! Я снова помотала головой. – Давай-давай! Так надо! Кому надо? – Что за дурь?! Раздевайся! – Нет. Это «нет» стоило мне большого труда. – Я-то разделась! – Я не обязана делать, как ты. – «Не обязана делать, как ты!» – передразнила она противным голосом. Я что, так разговариваю? – Ну, Бланш! Мы же обе девчонки! Тишина. – Смотри, я голая – и ничего! Мне плевать! – Это твои проблемы. – Проблемы у тебя, а не у меня! Ты зануда! Она засмеялась и изо всех сил пихнула меня. Я полетела на раскладушку и сжалась в комок. Христа стащила с меня кроссовки, проворно расстегнула на мне джинсы, потянула их вниз, прихватив и трусы. К счастью, на мне была длинная, почти до колен, майка. Я заорала. Она остановилась и удивленно уставилась на меня: – Ты что, ненормальная? Меня трясло. – Не трогай меня! – Ладно. Тогда раздевайся сама. – Не могу. – Тогда я тебе помогу! – пригрозила она. – Зачем ты меня мучаешь? – Дуреха! Никто тебя не мучает! Подумаешь, перед девчонкой! – Зачем тебе надо, чтобы я разделась? Ответ был самый неожиданный: – Чтобы мы были в равном положении! Как будто я могла с ней равняться! Я не нашлась что возразить, и она торжествующе изрекла: – Видишь, значит ты должна! Я поняла, что мне не отвертеться, и сдалась. Взялась за низ майки, но поднять ее у меня никак не получалось. – Нет, не могу. – Ну я подожду, – сказала Христа, насмешливо глядя на меня. Мне было шестнадцать лет. У меня не было ничего: ни материального, ни духовного богатства. Ни любви, ни дружбы, ни опыта. Не было интересных идей, а была ли душа, я сильно сомневалась. Единственное, что мне принадлежало, – это мое тело. В шесть лет раздеться ничего не стоит. В двадцать шесть – это давно привычное дело. В шестнадцать же – страшное насилие. |