Книга Бегство к любви, страница 24 – Саманта Тоул

Я качаю головой.

– Случайные синяки не прячут так, как ты прячешь свой фингал. Да и твой тон лишний раз подтверждает, что это сделал какой-то подонок.

Она снова смотрит мне в глаза. Взгляд ее неожиданно вспыхивает. Хорошо. Значит, дух борьбы в ней не угас.

– Допустим, меня ударили. Ну и что? Тебе какое дело?

Хм, я уязвлен. Интересно, почему?

Стиснув зубы, я откидываюсь на спинку стула.

– Ты права. Это не мое дело.

Ее гнев мгновенно утих. Так быстро, что даже удивительно.

– Извини. С моей стороны… я не… – Она ерзает на сиденье, теребит свою нижнюю пухлую губу. – Я не хотела срываться. Искренне ценю твое предложение, но избивать… его… не нужно.

Я поворачиваю голову, смотрю ей прямо в глаза.

– А по-моему, он должен получить по заслугам.

Ее рука падает на колени.

– Насилием насилие не уничтожить.

Какой-то подонок поставил ей фингал, а она миндальничает. Либо она ангел, либо дура набитая. Я, из своего небольшого опыта общения с ней, склонен считать ее ангелом. Надеюсь, она не заставит меня изменить свое мнение.

– Может быть. – Я замечаю, что ее взгляд направлен на мой рот, и языком облизываю нижнюю губу. – Но, уверяю тебя, отребье вроде того ублюдка, что ударил тебя, понимает только язык силы. И я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, зная, что он, после того как я его проучу, на пушечный выстрел к тебе не подойдет.

Серьезно, после того, как я поработаю над ним, он даже дышать в ее сторону не будет. Как же мне хочется отделать эту мразь. Так же сильно, как оказаться у нее между ног.

Почему? Я едва знаком с этой девушкой. Не потому ли, что еще ни одну женщину я не желал так нестерпимо?

Нет, не поэтому. Тогда в чем причина?

Я глянул на нее и вижу: ее глаза наполняются слезами.

Черт, только не реви. Плачущие цыпочки – не мой профиль.

– Послушай, – произношу я быстро, чтобы предотвратить поток ее слез. – Давай так: если хочешь, чтоб я его проучил, проучу. Считай, это моя благодарность за то, что ты помогла Дозеру. Если не хочешь – не надо. Никаких проблем.

Кусая губу, она кивает. С длинных ресниц на джинсы падает слеза.

У меня сдавило грудь. Что за черт?

Я отворачиваюсь, чтобы не смущать ее, пока она кончиками пальцев смахивает с глаз слезы.

И чтобы успокоить ноющее сердце.

– Мия, я просто хочу, чтоб ты знала: не все мужики сволочи.

Что. За. Черт?

Не все мужики сволочи? Ну ты даешь, Мэттьюз! Да все мы сволочи. Просто есть разные степени сволочизма.

Я – сволочь. Но я никогда не подниму руку на женщину, и мне отвратительны те мужики, которые способны на это. Однако я без всякого зазрения совести могу позабавиться с цыпочкой и послать ее куда подальше в ту же секунду, как извлеку из нее свой член.

Наглядный пример: вчерашняя как-там-ее. Видите, даже имя ее не могу вспомнить. Чем я не сволочь?

Беда в том… я не хочу, чтобы Мия считала меня сволочью. Я хочу ей нравиться.

Видно, что у нее неприятности. Наверняка. А как она ухаживала за Дозером, как была ласкова с ним. Слов нет.

Меня это все просто с ног валит.

Я осмелился глянуть на нее. Ее большие сияющие ярко-голубые глаза смотрят на меня, моргая. Какие у нее длинные ресницы – до щек достают.

Боже, до чего ж она прекрасна.

Она облизывает губы, плотно их сжимает. Мой взгляд падает на ее рот.

Мне хочется прижаться к нему.

Хочется целовать ее.

Все ее тело.

Коснуться языком каждого дюйма ее нежной шелковистой кожи.

Она, должно быть, и на вкус как ваниль. Как и на запах.

Мне хочется раздвинуть ее ноги, зарыться головой между ними. Целовать ее до тех пор, пока она не начнет выкрикивать мое имя. Потом глубоко погрузиться в нее и предаваться с ней любви до опупения, пока мы оба не потеряем рассудок от наслаждения.

Я еще не пробовал ее, но абсолютно уверен, что секс с Мией Монро – это наверняка что-то потрясающее. У меня чутье на такие вещи.

Да, я понимаю, негоже мне в такой момент предаваться столь крамольным желаниям, но разве человеку не свойственно искать утешения в трудные минуты?

И Дозер меня не осудит. В похотливости мой пес мне не уступит. Он отдрочил всю мебель в нашем доме. Однажды я застал его за этим занятием в саду. Он обхаживал деревянный стол, причем с таким увлечением, что запросто мог бы занозить свой член. Нужно его с кем-то спарить.

Ах ты, черт! Дозер ведь девственник.

Ну уж нет, это никуда не годится.

Богом клянусь, пусть только Дозер поправится, я первым делом найду ему самую страстную сучку. Я, правда, не очень хорошо разбираюсь в страстных сучках… да, такой вот каламбур, я не только красив, но и остроумен. Но, думаю, хорошенькая сучка, например, пудель, Дозеру вполне подойдет.

– Итак, Джордан… – Я просто балдею от того, как она произносит мое имя. – Вообще-то, Дозер – необычная кличка для собаки. Почему его так назвали? Он много спит? [12] – Мия улыбнулась, и мой «мальчик» мгновенно отреагировал на ее улыбку.

Значит, хочет изменить тему разговора? Ладно, настаивать не будем. Хохотнув, я отвожу в сторону взгляд. А то, чего доброго, совершу глупость: «включу» Дозера и стану тереться о ее ногу, чтобы кончить.

– Спит он много, но Дозером его прозвали не поэтому. Он прибился к нам. Однажды мы нашли его у порога нашего дома. Он тогда был еще щенком, умирал с голоду. Мы впустили его, накормили. Всюду развесили объявления, но за ним никто не пришел, и мы оставили его у себя. За первую неделю, что он прожил у нас, Дозер чуть ли не весь дом разнес, поломал и разбил все, что можно: украшения, тарелки, бокалы, даже окно.

Я снова рассмеялся, вспомнив, как разозлился отец, когда Дозер опрометью бросился из окна гостиной, пытаясь поймать птичку на крыльце, – и разбил окно.

– В общем, Дозер ломал все, до чего мог достать, и отец сказал, что он как бульдозер, сносит все на своем пути, так это прозвище к нему и пристало. А потом укоротилось до Дозера, потому что временами он действительно бывает сонный. – Я снова улыбаюсь, потом устремляю взгляд в сторону коридора. – Мне всегда казалось, что он неуязвим.

– Он поправится, Джордан. У него просто сломана лапа… Нет, не просто сломана, конечно. Любой перелом – это всегда адская боль. Я просто хотела сказать…

Она покраснела. Засмущалась. Прелесть.

– Я понимаю, – улыбнулся я.