Онлайн книга «Ричард Длинные Руки - маркграф»
Все не поместились, как же много на свете сволочей, что стремятся нажиться на убийствах и грабежах… а наемничество – это узаконенные убийства. Не всякий убивающий – убийца, в армии нет убийц, а есть воины, но наемники именно убийцы, так как выбрали это ремесло добровольно и убивают за деньги. Из города к отцу Дитриху приехали еще священники, но отец Варлампий удержал их от любых гуманитарных акций. Да и сам отец Дитрих, устыдившись, велел кнехтам обращаться с убитым, как со зверьем. Один из кнехтов спросил устало: – Тогда, может быть, не закапывать? Звери друг друга жрут… Все-таки польза. – Надо бы, – согласился отец Дитрих печально. – Но такую гору звери не сожрут быстро. А когда начнут гнить, в эту жару начнутся болезни здесь и… дальше. – А-а-а, – сказал кнехт, – значит, закапываем не для них, а для себя? – Верно, сын мой. Человек все делает для себя, даже когда делает для других или даже для церкви. – Спасибо, святой отец! Всех зароем. Я не стал ждать, когда забросают землей последних, велел подать Зайчика. Двое воинов, гордясь порученной ролью, бегом привели арбогастра, порой повисая на удилах, когда он, играючи, поднимал голову. В лагере седлали коней, сворачивали шатры и упаковывали в мешки. Наскоро сколоченные столы и стулья в последний раз соединили для прощального пира, слуги и оруженосцы таскали остатки провизии и вина, рыцари уселись тесными рядами и громко хвастались победами, кое-где звучали песни. К своему изумлению, я увидел среди пирующих и отца Дитриха. Правда, перед ним на блюде только травка и рыба, но все-таки веселье слишком шумное и вряд ли способствующее благочестию. Я спросил раздраженно, не слезая с седла: – Снова пир? Сколько можно? Отец Дитрих, скажите что-нить грозное про грех чревоугодия! Отец Дитрих поднялся, рыцари смотрят на великого инквизитора с почтением. Если велит поститься – сразу же никто больше крошки в рот не возьмет, однако отец Дитрих обвел всех отеческим взором и сказал проникновенно: – В Святом Писании сказано: не говорим, будто все зло оттого, что едим и пьем. Не от этого оно, а от нашей беспечности и жадности. Диавол не ел и не пил – а пал, а Павел ел и пил – и взошел на небо! Я досадливо крякнул, а суровые лица рыцарей просветлели. – Отец Дитрих! – сказал я с укором. – Сын мой, – ответил он с затаенной улыбкой, – ты бываешь слишком строг. – Святой отец! – вскричал я в изумлении. – Кто из нас инквизитор? – К счастью, не ты, – ответил он все так же ласково, но я чувствовал за этим мягким тоном железную волю. – Ты бы всех на костры… Эх, молодость с ее перегибами! Одно скажу, я был в твоем возрасте, сын мой, еще злее. Он сделал глоток из чаши, рыцари радостно зашумели и начали бестолково чокаться над столом, щедро плеская вином на скатерть и блюда. Я повернул коня, поехал через лагерь, где кнехты бросают в огонь сломанные столы и стулья, рваные мешки и отслужившие свое шалаши. Везде веселая суматоха и радостное возбуждение, граф Ришар и военачальники деловито раздают указания, барон Альбрехт обернулся и уставился вопрошающими глазами. Зайчик в нетерпении перебирал ногами, я придержал его и крикнул: – Я в Геннегау! – Всегда вы опережаете, – сказал барон с завистью. – Думаете, – спросил я, – на пир еду? – А что, разве великого майордома не встретят танцами? – Мы пройдем мимо и дальше, – ответил я. – Увы, груз управления с нас никто не снимал. Ведь я майордом. Потому охотно беру самое тяжелое бремя и безропотно взваливаю на ваши плечи. Нам предстоит трудная работа, но я вижу, как все мы: армландцы, брабантцы, фоссанцы и даже сенмарийцы медленно, но верно превращаемся в нацию! Сэр Растер прислушался, спросил заинтересованно: – Нацию? А что это? – Нация, – объяснил я, – это сообщество людей, которых объединяют иллюзии об общих предках и общая ненависть к соседям. Зайчик гарцует в нетерпении, предчувствуя быстрый бег, я повернул его в сторону скрытого пока за горизонтом Геннегау. Сэр Растер прогудел озадаченно: – Но у нас нет ненависти к соседям… – Потому что и соседей нет, – уточнил барон Альбрехт. – Найдем! – пообещал я. – Наличие внешнего врага сплачивает. И затыкает рот всяким недовольным и крикунам. Догоняйте! Я первым приступаю сегодня к трудовым будням. Завтра приступите и вы. – Мы будем идти ме-е-е-едленно, – пообещал барон. Граф Ришар сказал серьезно: – Говорят, есть два способа управлять женщиной… но их никто не знает, однако надежного способа управлять государством вообще не существует в природе. Сэр Ричард, я вам искренне сочувствую! Даже соболезную. Барон Альбрехт посмотрел на Растера, на других военачальников, что слушают молча и почтительно. – Но управление наладить надо быстро, – сказал он серьезно. – И поскорее. Если честно, при всей пышности и богатстве этого королевства, многие скоро начнут скучать по суровой простоте Армландии и ее обычаям. И лорды подумают о возвращении со своими отрядами. Я спросил с беспокойством: – Но вы-то меня не оставите? Он невесело улыбнулся. – Я нет. А вы, граф? Граф Ришар развел руками. – Вы не забыли, что я ушел было от ратных дел?.. Но, конечно, сэр Ричард, я полностью в вашем распоряжении. И останусь до тех пор, пока будет острая необходимость. Честно говоря, мне совсем не нужно здешних земель, я несметно богат… по-армландским меркам. Но, повторяю, вы затеяли настолько великое и… просто потрясающее дело, что я поддерживаю вас и буду поддерживать с прежним пылом. Зайчик несется, как черный вихрь, народ успевает только взглянуть вдогонку. Стражи на входе во дворец торопливо отсалютовали, я бодро пробежал наверх, крикнул по дороге, чтобы советника Куно Крумпфельда перед мои ясны очи немедленно, а то я страшен во гневе. Когда после бешеной скачки торопливо утолял разгулявшийся аппетит, церемониймейстер доложил, что королевский советник барон Куно Крумпфельд прибыл и дожидается. – Зови! – велел я. Дверь начала отворяться, Куно проскользнул в щель все такой же серый, незаметный и заранее исключающий себя из числа соревнующихся за внимание хоть перед женщинами, хоть перед сильными мира всего. Я кивнул на кресло по ту сторона стола. – Садись. Он поклонился. – Спасибо, ваша светлость. Но осмелюсь ли я мешать вашей трапезе… Я поморщился, махнул рукой. – Куно, нас только двое, можно без церемоний. Жрать хочешь? |