Книга Ричард Длинные Руки - конунг, страница 106 – Гай Юлий Орловский

Он обнял меня, как уже члена семьи, королева рядом, чопорная и с поджатыми губами, все боится уронить себя, но она, как я понял, еще больше короля рада отдать дочь не в руки ужасного герцога Хорнельдона, а человеку, у которого своих проблем выше крыши и который потому им не опасен.

Тихохонько вошел Ашворд, кругломордый и румяный, улыбка сытая и довольная, такими и должны быть или хотя бы выглядеть гости, молодец, поклонился, перехватив мой внимательный взгляд.

– Мои поздравления, ваша светлость!

Ордоньес шепнул мне:

– Не забудьте сказать невесте: «Я люблю тебя, дорогая! Я буду любить тебя и в печали, и в радости до самой свадьбы!»

– Идите вы, – сказал я. – Я человек простой, могу и в самом деле такое брякнуть. А когда тебя женим, хитрюга?

Он отмахнулся.

– Не люблю я ходить на свадьбы. И на свою не пойду. Слишком уж это темное и непонятное… Правильно ли поступили двое, поженившись, нельзя понять даже на их серебряной свадьбе. Вон посмотрите на короля, сияет! А почему? Свадьба делает мужчину счастливым только в одном случае – если это свадьба его дочери.

Он поклонился королю.

– Ваше величество, кольца готовы? Нужно два, одно наденут на палец Алонсии, другое она проденет в нос жениха.

Король довольно захохотал, дружески хлопнул его по плечу.

– Не отнекивайтесь, все равно и вас женим. У нас столько девушек из знатных семей на выданье! А вы такая загадочная натура, человек из-за океана, с таинственного Юга… Ну что там Алонсия, готова?

Королева сказала жеманно:

– Женщины всегда опаздывают, дорогой!

Он ответил со смешком:

– Это к мужу может опаздывать. Но не к отцу.

Ордоньес шепнул мне весело:

– Это правильно, что вы наконец-то вместо серой рубашки надели белую. Теперь будет кому стирать…

Двери распахнулись так резко, что ударились о стены. Вбежала, буквально влетела, как спасающаяся от стаи волков лань, трепещущая девушка в длинном развевающемся, как крылья жар-птицы, платье.

Я узнал одну из фрейлин, что постоянно сопровождала принцессу Алонсию. Нежное лицо в красных пятнах, нос покраснел и распух, в глазах слезы, она бросилась к королевской чете с криком:

– Это ужасно!

Херлуф ухватил ее за плечи, она прижалась к нему и спрятала лицо на его груди. Королева в недоумении посмотрела на ее затылок и спросила у Ашворда:

– Разве мое новое платье настолько плохо?

Тот произнес сквозь зубы, но с вымученной улыбкой:

– Ваше Величество, поверьте, иногда люди думают не только о вас…

– Дикари, – произнесла она надменно. – Я все-таки королева!.. Перестань реветь, Фирнилия! Что случилось? Пальчик прищемила?

Фрейлина вскинула заплаканное лицо, нос стал размером с крупную редиску, слезы продолжали катиться по щекам.

– Мы сегодня утром, – вскрикнула она плачуще, – как обычно, пришли в спальню Ее Высочества…

Она всхлипнула, ее тело затряслось в рыданиях. Я ощутил неладное, хотел подойти и повернуть ее лицом к себе, все-таки теперь я не совсем посторонний, но король прикрикнул строго первым:

– Перестань реветь! Говори, что стряслось?

Фрейлина вскрикнула:

– Мы пришли… а ее нет!

– Кого? – спросил король глупо.

Я ощутил холод в сердце, сделал быстрый шаг вперед и опустил ладонь на ее хрупкое плечо.

– Успокойтесь, леди. Вы ведь дворянка, не так ли?

Она всхлипнула и с достоинством выпрямилась.

– Да, милорд.

– Вы зашли в спальню принцессы, – сказал я, – а там… не оказалось самой принцессы?

– Да, – ответила она тихо, слезы все еще бегут из ее глаз, крупные и чистые, как родниковая вода, а глаза стали испуганнее, чем у трепетной лани перед стаей лютого зверья. – Принцессы уже не было! Окно открыто, спущена веревка из связанных простыней.

Королева патетически ахнула, я подумал, что жалеет изорванные на ленты простыни, король смертельно побледнел, пошатнулся и схватился за сердце.

– Моя девочка, – прошептал он. – Ее похитили… Ее похитили?

Фрейлина посмотрела испуганно.

– Нет. За ней приходил лорд Вильярд. Это он влез к ней в спальню по сброшенной веревке из простынь, уговорил бежать. В кладовке мы нашли связанную няньку. Она рассказала, что лорд Вильярд хотел остаться и сразиться с вами, но принцесса в слезах умоляла его не делать этого. Человек, который сумел убить герцога, убьет и его, а она этого не перенесет. И Вильярд уступил ей, хотя и сказал с горечью, что его имя теперь будет покрыто позором, как презренного труса.

Ордоньес сказал с сочувствием:

– Любовь пересилила… Молодец. Я бы так не смог.

– И я, – согласился Торкилстон. – Это же все пальцем тыкать будут! Ему конец. Как рыцарю, конечно. Может быть, торговлей ему заняться?

– Или стать менялой…

Король обессиленно рухнул в кресло, к нему бросился на помощь Ашворд, королева завыла в голос совсем не по-королевьи, стыдно так распускаться, Ашворд дрожал и оглядывался на меня умоляюще.

Торкилстон покачал головой.

– Нехорошо, – сказал он осуждающе. – За всю жизнь женщина должна покинуть дом трижды. Когда ее крестят, когда выдают замуж и когда хоронят. Она поступила не по правилам.

Ордоньес пробурчал независимо:

– Женщины не виноваты в том, что иногда отказываются подчиняться правилам. Эти правила сочинили мы, мужчины. Если помните, безо всякого участия женщин.

– Много ты понимаешь, – сказал Торкилстон.

– Много, – возразил Ордоньес. – Я знаю о браке все, потому холостяк.

Я подошел к окну, в саду среди деревьев высится высокий дворец, похожий на башню, где почти на вершине жила принцесса. Чтобы спуститься с такой высоты, нужно либо быть очень храброй, либо совсем отчаяться.

В груди стало пусто и холодно. Торкилстон подошел как-то неуклюже, помялся, в глазах плещется, едва не выливаясь через край, море глубокого сочувствия.

– Сэр Ричард, вы прямо с лица спали. Нехорошо.

Я пробормотал:

– Да ничего…. Просто все так неожиданно.

– Это для нас, – возразил он. – Если женщина любит хама, то он непременно непризнанный гений, избранная душа, если дурака – то это особо умный по-своему, если вора – то родители плохо воспитали, а он сам не виноват…

Ордоньес подошел со спины, легонько коснулся, не приятельски, а как вассал поддерживает сюзерена в трудном положении.

– У них, – сказал он ворчливо, – у всех особенное косоглазие! Не видят того, что есть, не ценят то, что само в руки плывет, зато… я ж говорил, им подавай от яблони апельсины!