Онлайн книга «Истощение времени, или Сведения об участии кота Тимофея в государственном перевороте. Соленый арбуз»
|
Слева – черноволосый, широколицый, в темной тужурке с петличками – улыбался Александр Кошурников. На трассе хорошо знали Кошурникова, знали все подробности его жизни и смерти, именем его назвали станцию. Кошурников погиб в сорок втором, там, за горами, у Казыра, шумливого и пенного кизирского брата. Он вел маленькую группу изыскателей саянской дороги, сам был третьим. В тайге, в сотнях километров от жилья, их застигла ранняя зима, набросала снег полутораметровым слоем. Их покинул проводник, у них кончилось продовольствие. Шли по бурелому и колоднику. Каждый шаг – невероятное усилие. А сколько нужно было сделать шагов, чтобы выбраться из тайги! Табак пришлось заменить древесным мхом. Они промокли насквозь. Пожгли у костра одежду, а обсушиться не смогли. Падали от усталости, вставали и шли. Тащили материалы изысканий, образцы пород, все, что нужно было для новой дороги. Но Саяны стерегли. Последний плот схватил Казыр и бросил его под лед. Вместе с плотом ушел под лед один из изыскателей. Второй вмерз в лед в нескольких метрах от берега. У Кошурникова уже не было сил, и он не смог вытащить на берег тело товарища. Он выполз на снег. В дневнике его появилась последняя запись: «Очень тяжело. Голодный, мокрый, без огня, без пищи. Вероятно, сегодня замерзну…» Весной саянские рыбаки нашли дневник Кошурникова с материалами экспедиции. Теперь парни и девчата шестидесятых годов строят его дорогу. Справа на фотографии был Фидель. Букварь посмотрел в Кешкину сторону: – Где это ты сумел достать? – Ну! – сказал Кешка. Пили чай, позвякивали алюминиевыми ложками о зеленоватые грани стаканов, думали о людях, смотревших на них со стены. – Они, – сказал Виталий, – пробираясь по Казыру, ничего не знали о том, что происходит в мире. Они словно были на другой планете. А немцы стояли у Сталинграда, немцы могли взять Москву… Понимаете трагичность их положения? Но они шли… Значит, верили… – Если что случится на Кубе, если снова они полезут, – заявил Кешка, – я проберусь к Фиделю… – Так тебя туда и пустят! – Ничего. Я уже бегал в Корею, когда там воевали. Меня поймали только в Улан-Удэ. На полдороге. Я был тогда совсем шкет. Глупый шкет… – А я так и не решился, – вспомнил Букварь, – а собирался… – Да, забыл. Вот, – сказал Кешка, – медовые пряники. Легла на стол коробка, круглая, коричневая, похожая на берестяной короб. На крышке ее расходились кольца, как на срезе пня, и шли темно-коричневой вязью с красными, клюквенными каплями слова «Старая Москва». Пряники были мягкие, сладкие и пахли медом. Налили еще по стакану специально для пряников. – Я из-за картинки их взял, – сказал Кешка, – мне картинка очень понравилась. Он перевернул крышку берестяного короба. На тыльной стороне ее был небольшой прямоугольник. Зелеными, желтыми и красными пятнами он передавал картину Васнецова «Строят Москву». – Это же типичное Кошурниково, – сказал Кешка. Крышка поползла по рукам. На зеленом склоне холма под деревьями стояли рубленые дома. Бородатые мужики ставили квадратные срубы, спускавшиеся по холму. За холмом, до самого горизонта, толпились леса. – Какое же это Кошурниково! – возмутился Спиркин. – Тут же церковь стоит и бояре шляются. Просто тут другая эпоха… – Феодальной раздробленности… – подсказал Виталий. – Просто ты дурак! Просто ты… Кешкины губы вытянулись от обиды, он шумно прихлопнул коробку крышкой и поставил пряники на подоконник. – Ладно, это все ерунда, – сказал Кешка. – Вы слыхали, что две баржи все-таки прорвались по Тубе в Курагино, доставили рельсы и два паровоза? – Иди врать! – Ну! Паровозики старенькие, маневровочные. Муромского завода. Для них собрали два звена, и теперь они стоят на насыпи. – Надо бы съездить в Курагино. – А чего ездить? Просто смотреть? Ерунда. Надо переходить в путеукладчики. В Курагине открываются курсы. – Так уж необходимо стать путеукладчиками? – спросил Букварь. – А ты хочешь всю жизнь вкалывать плотником? – Я хочу стать архитектором. Букварь замолчал, растерялся, он выдал свою самую сокровенную мечту. Он пожалел, что не успел рассказать ребятам о Суздале, и теперь они могли не понять, почему он хочет стать архитектором. – Я черчу прилично, – смутился Букварь, – рисую немножко… – Ну и что? Архитектором ты еще успеешь стать, а путеукладчиком нужно быть именно сейчас! Кешка и не думал смеяться над ним, просто он горячился, пытался убедить Букваря и ребят: – Вы же не понимаете, что такое путеукладчики! Перед тобой насыпь, а позади тебя уже лежат рельсы и шпалы. Знаете, как пахнут шпалы? А потом первым прокатиться на паровозе по уложенным тобой рельсам! Представляете? Пыхтящий паровозик, украшенный цветами, плакатами, играет духовой оркестр, а мы все устроились на паровозе! Я, например, на подножке… Сплю и вижу!.. – Мы же не умеем, – сказал Спиркин. – Я тебе объясняю: в Курагине открываются курсы. Потом можно попрактиковаться в Аскизе. Слыхали, сейчас набирают людей в Аскиз? Это за Абаканом. Меня и Николая уже соблазняли. Во вторник едут в Аскиз. – Николай, кажется, собирается в Аскиз… – Да, собирается, – подтвердил Виталий. Для Кешки это было новостью. И для Букваря тоже. Он сказал, ни на кого не глядя, словно подумал вслух: – Наверное, так будет лучше… Значит, во вторник… Замолчали снова. Уже не хотели говорить ни о паровозах, ни о рельсах, ни об Аскизе. Кешка подошел к тумбочке, нагнулся и, гремя, стал вытаскивать принадлежности для бритья. Все следили за его движениями, словно это было очень интересно. – Так как насчет кино? – спросил Спиркин. – Я не пойду, – сказал Виталий. – Могу только днем, – обернулся Кешка. – Вечером я отправлюсь на Тринадцатый. – Давай на час сорок. – Знаете что, – сказал Кешка, – у меня тут еще есть дела, идите вдвоем, я подойду. Только возьмите места где-нибудь в середине. У стен сыплется штукатурка. Кешка поставил на тумбочку круглое зеркало, чуть согнувшись, мазал щеки пышной белой пеной, падавшей на пол ватными кусками, стоял освещенный солнцем, голый по пояс, коричневый, пел что-то, насвистывал. Букварь слушал Кешкино пение, видел, как ходят под загорелой кожей мускулы, и любовался широкой коричневой спиной. – Да, – сказал Кешка, – там такая тетя Кланя торгует у входа семечками. Купите стакан. Только жареных… 31 На экран пустили радугу. Радугу ловили глаза человека, шагавшего по миру. Человек шел за солнцем. |