Онлайн книга «Истощение времени, или Сведения об участии кота Тимофея в государственном перевороте. Соленый арбуз»
|
Человек был очень маленький, спешил, иногда бежал, катил по асфальту впереди себя тонкое, быстрое кольцо. Он поверил в то, что можно, шагая за солнцем, обойти весь мир и вернуться домой с огненным, теплым шаром. Он прошел за солнцем уже, наверное, весь Кишинев. У него были стеклышки разных цветов, он бежал и по очереди подносил к глазам стеклышки, и Кишинев становился то красным, то зеленым, то оранжевым. И солнце было то красным, то зеленым, то оранжевым. – Где же Кешка? – шепнул Спиркин. – А я знаю? Рядом в темноте на деревянном сиденье белел клочок газеты, обозначавший, что место занято. – Еще просил семечек! – проворчал Спиркин. Мальчишка шагал по Кишиневу. Лицо у него было смешное и курносое. Он пришел на базар, огромный, кишащий, южный, и долго бродил вдоль рядов, вдоль щедрых прилавков и горок яблок, помидоров, красных стручков перца и огурцов на зеленых досках. Он стоял возле прицепа, привезшего из села арбузы, держал в руке пузатый, звенящий арбуз и думал, что это – солнце, надевшее полосатую земную шкуру. Потом мальчишка попал на аттракцион – гонки на мотоцикле по вертикальной стене. Он стоял и смотрел, как летал с грохотом, словно по огромной трубе, мотоцикл, как мелькал серебристый шлем гонщика. Мальчишка не мог просто так уйти из полотняного шатра. Он решил остаться еще на один сеанс, но не удержался и заглянул в щелку шатра. Он увидел, что человек, летавший по гулкой цирковой трубе в серебристом шлеме, лыс и некрасив, услышал, как жена говорила ему обыкновенные, земные слова. Мальчишке стало грустно, и он поплелся по улице, раздумав идти на второй сеанс. «Как я, – подумал Букварь, – совсем как я!» Он снова вспомнил о своих мыслях. Мальчишка все шагал по Кишиневу. Вместе с ним шагали труба и флейта. Пение флейты было светлым. Флейта и труба заспешили, их стали подгонять, подгонять ударники, мальчишка побежал быстрее, и тонкое кольцо быстрее закрутилось по асфальту. Мальчишка не смотрел под ноги. Он смотрел вверх, на яркие покачивающиеся шары. Шары несла красивая девушка с фигурой манекенщицы, цокавшая по асфальту иголками каблуков. – Букварь! Спиркин! На выход! Шары плыли по воздуху, постукивая друг друга круглыми боками. – Букварь, вставай! – дернул Спиркин. – Нас! – …На выход! – кричали сзади. Букварь пробирался к проходу, наступая на ноги и извиняясь, повернув голову в сторону экрана, и по проходу он шел пятясь и спотыкаясь, видя только то, что происходило на белом квадрате, залитом солнцем. Ударники стучали в такт иголочным каблукам. Девушка с шарами ступала быстро и грациозно, словно танцуя. Мальчишка спешил за ней и невольно подражал ее движениям. Длинный парень в ковбойских брюках остановился, постоял и пошел за девушкой и мальчишкой. Он приноравливался к их шагам. Трое теперь шагали по асфальту, шагали быстро и похоже друг на друга, словно одна невидимая пружина заставляла их двигаться в едином танцующем ритме. Веселая мелодия подгоняла троих, и трое двигались стремительно и смешно, как в кадрах мультипликации. Взгляды мужчин скрещивались. Мальчишка спешил. Почти бежал, потому что не мог оторвать глаз от желтых и зеленых шаров, танцующих в воздухе. Парень в ковбойских брюках шагал чуть-чуть опустив голову. Он смотрел на стройные ноги девушки, цокающие по асфальту. – Букварь, быстрее! Нас же зовут!.. Спиркин тянул его откуда-то из темноты. – Сейчас, – пробормотал Букварь, – сейчас. – Спиркин! Букварь! Зал смотрел уже не на экран, а на них двоих, пробиравшихся к выходу. Зал шумел, оживленный, веселый, сыпал шуточками. Спиркин вытолкнул Букваря во вспыхнувшую солнцем щель двери, и он, вывернув шею, успел увидеть только пробежавшие по экрану быстрые ноги мальчишки. – Спиркин! Букварь! Квадратный, маленький, толстый, как комод, Очкин из бригады Маркелова ждал у входа, ноги его нервно топтали траву, готовые сорваться и нестись с реактивной скоростью. Очкин был красный, с мокрым, вспотевшим лицом, глаза его смотрели испуганно, а губы вздрагивали. – Понимаешь, – сказал Букварь, – это скорее не цветной фильм, а цветовой. В нем нет сюжета, он состоит из маленьких киностихотворений… – Быстрее! – Очкин даже не махнул рукой, а как-то задергал ею. – Надо бежать! Ноги его рванулись вперед. Букварь с секунду смотрел, как мелькали эти ноги и как пыль взвилась за ними, смотрел, ничего не соображая, увидел, что Спиркин подскочил как-то странно и что спина его начала уплывать вперед, и только тогда Букварь, словно очнувшись, махнул рукой и побежал за Очкиным. Солнце било в глаза, и Букварь щурил их, топал сапогами, злился и никак не мог отделаться от мысли, что солнце, наверное, сбежало за ними с экрана. – А зачем? – Кешка… – выдохнул Очкин. – Кешка? – спросил Спиркин. Очкин обернулся, не останавливаясь, резко и зло крикнул: – Кешка погиб! Спиркин захохотал, словно ему сказали анекдот; он бежал боком, правое плечо его подалось чуть-чуть вперед, тянуло за собой мраморную маленькую фигуру. – Вот остряк! Надо же! Вот остряк!.. Букварь ругал себя за то, что надел эти пудовые сапоги, а не остался в синих стоптанных кедах, и теперь несся по раскаленной земле, как дурак, пыхтел, натирал пальцы. – Нет, серьезно, этот фильм состоит из стихотворений. Маленьких и музыкальных… Очкин вдруг остановился, пошатнулся, потеряв равновесие, выпрямился тут же, повернулся лицом к бегущим на него Букварю и Спиркину, сказал тихо, почти шепотом, глядя в землю, осторожно, словно боялся своих слов: – Кешка погиб… Букварь налетел на Очкина, выругавшись, схватил его за грудь, тряс его: – Ты что?! Что ты говоришь, гад?! Что ты говоришь?! Букварь почувствовал, что ноги у него отнимаются, словно и не было их теперь ниже колен, и он медленно опустился на колени, уткнувшись кулаками в рыжую пыль дороги. Он видел перед собой ноги Очкина и ноги Спиркина и ничего не мог понять, его била нервная дрожь, и он с трудом заставил себя поднять глаза. Лицо у Спиркина было белое, белыми стали мягкие оттопыренные уши, а Очкин был красный и мокрый, как очищенная и вымытая морковь. «Странно, – подумал Букварь, – у него мокрый нос и мокрый лоб, а губы сухие. Как же так?» – Надо бежать, – заговорил Очкин. – Быстрее! За Джебь. Он там, за мостом… 32 За мостом дорога шла вправо, а потом – вверх. Спиркин выдохся, он мог свалиться, и Букварь видел это. Спиркин останавливался несколько раз, дышал тяжело и не мог выговорить ни слова, стоял, покачиваясь, стоял с секунду, а потом срывался с места и бежал боком, выставляя вперед худенькое плечо. |