Онлайн книга «Настоящая любовь, или Жизнь как роман»
|
– Ничего, пусть приведет, – сказал отец. – Познакомимся, да! – И усмехнулся. – Нет ее тут, – сказал Мурат. – Уехала она, в Белоруссию. – А поезда ходят, – сказал отец. – Я деньги на машинке не печатаю, но билет на поезд еще могу купить… – Отец! – испугалась мать. – Ты что делаешь? – Ну, если ему наша невеста не подходит, пусть свою привезет, – сказал отец. – Если только сможет… – Он посмотрел на Мурата и добавил: – А не сможешь привезти – женишься на дочке Имана. Я сказал. Мать запричитала, что это будет позор на ее седую голову – отказаться от невестки своей нации, взять невестку другой нации… Отец подошел к ней, положил руку на плечо, сказал усмехаясь: – Айши, не плачь. Что она, дура, что ли, – с таким мальчишкой ехать?! Если она мать так похоронила – значит, уже не дура, а взрослый человек. А взрослому человеку зачем муж мальчишка? Он один вернется, мать, все хорошо будет. – Один не вернусь, – сказал Мурат. – Езжай, посмотрим, – сказал отец. Поезд грохотал на стыках рельсов, нагнетая скоростью и грохотом беспокойство и нетерпение в мальчишеской, по сути, душе Мурата. «Тра-та-та! Тра-та-та! Тра-та-та!» – все убыстрял свой ход поезд, и если перевести это на язык музыки, то композитор на нотах этого «тра-та-та» написал бы сверху: «аллегро», «еще аллегро», «аллегро как только можно!» А потом сразу стало тихо-тихо. Мурат сидел в зелени тихой поселковой улицы крупного белорусского колхоза «Рассвет». На другой стороне улицы была двухэтажная музыкальная школа, оттуда доносились негромкие звуки фортепиано и скрипки, а посреди улицы купались в пыли куры, и у водопроводной колонки гуси пили воду, задирая к небу длинные шеи. Где-то вдали, за поселком, прошумел поезд. Мимо Мурата прошли девчонки лет по четырнадцать, с любопытством оглянулись на этого непривычно «чернявого» парня, сидевшего на лавочке у плетня яблоневого сада. Потом по улице промчался мальчишка-велосипедист, он ехал, продев ногу в велосипедную раму. Увидев Мурата, он оглянулся и чуть не наскочил на гусей… Спустя еще минуту мимо Мурата прошли какие-то старухи, тоже оглянулись: «Турок, что ли?» – «Да нет, цыган»… Наконец в музыкальной школе прозвенел звонок, и оттуда высыпали дети – со скрипками, с нотными папками в руках. Эти тоже не миновали Мурата. Девочка лет семи, первоклассница, остановилась напротив Мурата и стала молча и сосредоточенно разглядывать его. Долго разглядывала. От этого всеобщего внимания Мурату было не по себе, но он молчал, терпел. Наконец вышла Соня. Увидев Мурата, изумленно остановилась. Он встал, направился к ней. Девочка-первоклассница молча двинулась за ним. Как привязанная. – Прилука, иди домой, – сказала девочке Соня. Девочка посмотрела на нее, словно очнулась ото сна. Покраснела и убежала. – Здравствуй, – сказал Мурат Соне. – Здравствуй. Как ты меня нашел? – Нашел, – сказал Мурат. – Я за тобой приехал. – Как это? – не поняла Соня. В окнах окружающих хат торчали любопытные женские головы. Мурат посмотрел на эти прислушивающиеся к их разговору лица, спросил: – Ты тут где живешь? – Я… – Соня чуть замялась, потом сказала: – Пойдем сюда. Она завела его во двор музыкальной школы, там в саду стояла беседка. Соня села на скамью, показала ему место напротив себя. – Садись. Они были вдвоем, вокруг – стена плотной зелени. И Мурат не удержался, порывисто потянулся к Соне. – Соня! – Не нужно. Подожди. Сядь, – мягко и грустно остановила его Соня. – Сядь. Слушай. Он сел, но слушать не стал. – Почему ты не писала? – сказал он. Она смотрела на него, как смотрят взрослые женщины на что-то далекое и грустно-прекрасное. Потом сказала: – Послушай. Ты молодой. Ты ведь еще совсем молодой. Тебе еще рано… – Не рано! – перебил он. – Мне уже восемнадцать лет. Через четыре месяца. Отец сказал, если ты приедешь… – Подожди, подожди! – попросила Соня с какой-то мукой в голосе. – Глупый… – Она вздохнула: – Я замужем, Мурат, я тут вышла замуж. Он смотрел на нее молча, одеревенев. Потом встал. И на деревянных ногах пошел из беседки. – Мурат! – позвала она. – Мурат… Он не оглянулся. А она не стала звать его больше – что она могла сказать ему? Она сидела в беседке и плакала, сама не зная почему… Где-то вдали, за поселком, прогудел поезд, а по зеленой деревенской улице, где купались в пыли куры и гуси пили воду, вытягивая к небу длинные шеи, от Сони уходила молодость – ее южная беззаботная молодость… Поздним вечером пришел с работы муж. Ему было 28 лет, он работал хирургом в местной больнице. На столе его ждал остывший ужин, а Соня сидела по другую сторону стола, проверяя нотные тетради – диктанты по сольфеджио. В стороне от тетрадей лежал вскрытый почтовый конверт. – От брата? – спросил у Сони муж, подойдя к умывальнику и принимаясь по профессиональной привычке долго и тщательно мыть руки. – Да, – сказала Соня. – Ну, можно поздравить? – Нет, – сказала Соня. Он удивленно повернулся к ней. – Наверно, он провалился на экзаменах, – сказала Соня. – Но он же прошел творческий конкурс… – А потом – экзамены, – грустно сказала Соня. – Пишет, что его взяли на работу в газету, стажером. Уже напечатал одну статью… – Н-да… – неопределенно сказал муж. – Где же он живет? – Пока у какого-то приятеля. Я поеду к нему на каникулы. – Ну-ну… – Он вымыл наконец руки, сел к столу, вздохнул: – Устал. Даже есть не хочется… Она вопросительно глянула на него. – Парня одного привезли, – сказал он. – Я уже домой уходил, и так две операции было сегодня, и вдруг привезли. То ли с поезда упал, то ли сам бросился – трезвый совершенно. Между прочим, земляк твой. Расулов фамилия. Соня в ужасе посмотрела на него. – Как ты сказал? – медленно произнесла она. – Я говорю, земляк твой. Расулов фамилия. – Он принялся есть. – Что с ним? – Ребро сломал и вообще – побился. Но ничего, жив, я его заштопал. Ты чего? – Он удивленно перестал есть, глядя, как Соня вскочила с места, заметалась было по комнате, собираясь то ли переодеться, то ли набросить что-то на себя, а потом – как была в домашнем халате – бросилась из комнаты. |