
Онлайн книга «Око за око»
— Она поет слаще соловья в клетке! — клятвенно приложил ладони к груди купец. — Просто ей неведома ваша прекрасная эллинская речь! И он громко, чтобы слышали все, добавил: — Зато ей известен язык, на котором без перевода могут общаться между собой все люди земли: язык любви! — Я возьму ее! Я! — закричал срывающимся голосом старик в измятом гиматии, с трудом взбираясь на помост. Очутившись наверху, он обвел девушку с головы до ног слезящимися глазами и прогнусавил: — Сколько ты говоришь, восемь мин? Инвалид костылем надавил на плечо старика: — Уходи! Я первый покупатель! — А я, хоть и второй, но… дам восемь с половиной! — А я — девять! — Десять! Эвбулид с усмешкой понаблюдал, как торгуются из–за юной рабыни калека и старик, и заработал локтями, пробиваясь вперед. Вдогонку ему понеслись возмущенные окрики. — На чем сошлись? — оказавшись у самых ступеней, спросил он знакомого философа, глядя, как старик, схватив девушку за руку, потащил ее за собой под одобрительные возгласы и недвусмысленные шутки зрителей. — На тринадцати минах… — нехотя ответил философ. — Тринадцать мин за девицу! — возмутился Эвбулид. — Пять мин за старика!.. — А ты что хотел? — послышался рядом насмешливый голос. Эвбулид повернул голову и увидел дородного мужчину, судя по одежде и уверенным жестам, бывшего судью или даже архонта. — Малоазийцы и в благословенные времена Перикла1 стоили вдвое дороже обычных рабов! — раздуваясь от важности, сказал он. — Они от природы умны, трудолюбивы, и в то же время им не чужда великая эллинская культура, которую мы принесли им! Он бросил презрительный взгляд на поднимавшихся по ступенькам рабов из Фракии — бородатых, насупленных, с выбеленными мелом ногами и спросил: — Разве можно сравнивать их с этими дикарями? — Но цены! Такие цены… — простонал Эвбулид. — А как иначе? Ты знаешь, какими высокими налогами облагают наши Афины торговцев рабами? А расходы на умерших по дороге рабов? А, наконец, пираты? Разве есть у торговцев гарантия, что, везя на продажу рабов, они сами не превратятся в жалких пленников? — Что торговцы! — усмехнулся философ. — Даже знатные граждане должны помнить, что в любой момент они могут стать рабами. — Мы? Греки?! — воскликнул стоящий рядом молодой афинянин, очевидно, впервые попавший на сомату. — Увы! — вздохнул философ. — Пираты наводнили все Внутреннее море! — От них не стало житья даже на суше! — пожаловались откуда–то сбоку. — Мой знакомый из Фригии рассказывал, что пока он ездил по делам, пираты высадились в его городе и захватили в плен молодых девушек, среди которых оказалась и его дочь. Бедняга ездит теперь по всем рынкам, рискуя сам стать жертвой пиратов, и ищет ее… — Они не гнушаются ни свободными, ни рабами! — заволновалась толпа. — Свободные для них даже еще желаннее — за свободных можно получить богатый выкуп! — Ох, если он у кого есть… — Но ведь существует закон! — воскликнул молодой афинянин. — Куда смотрит наше государство, судьи, архонты?! Важный гражданин заторопился к «камню продажи», подальше от разговора, принимавшего для него явно нежелательный оборот. Философ проводил его насмешливым взглядом и ответил юноше: — Все дело в выгоде! Торговля рабами, действительно, обложена крупным налогом, и Афины богатеют на ней, вернее, умудряются сводить концы с концами… Вот архонты и закрывают глаза на разбой пиратов. А они пользуются этой безнаказанностью. Вот и текут сюда нескончаемым потоком сирийцы, фракийцы и вон — рабы из Далмации… Эвбулид проследил глазами за взглядом философа и увидел на помосте увенчанных венками1 далматов. Вспомнил слова купца из Пергама, который сказал: не утруждай себя их осмотром… — Впрочем, мы и сами платим позорную дань Востоку! — продолжал разошедшийся философ. — Пелопоннес дает гетер, Иония — музыкантш, вся Греция посылает туда своих молодых девушек! — И наши скромные эллинки, славящиеся во всем мире своим целомудрием, стоят обнаженными на «камнях продажи»?! Позор! — закричал молодой афинянин. — Как же ценят на варварских рынках нас, греков? — не выдержал Эвбулид. — Справедливости ради надо сказать, очень высоко! — горько усмехнулся философ. — Нас считают красивыми и пригодными для всех видов интеллектуальных работ. Но, бывает, посылают в гончарные мастерские и даже на рудники. Эвбулид представил, как где–нибудь на Делосе или Хиосе глашатай расхваливает этого философа, как понтиец или критянин платит за него полталанта — обычную цену плененного стоика, хотел возмутиться, но вдруг увидел, что на помост начали выводить новую партию рабов. Это были высокие, широкоплечие северяне со светлыми волосами и голубыми глазами. Голова каждого из них была покрыта войлочной шляпой. Ахнув, Эвбулид заспешил к ним. — Пять рабов из далекой Скифии! — закричали глашатаи. — Огромны и сильны, как сам Геракл! Пока пораженные необычным видом рабов покупатели вслушивались в слова глашатаев, сообщавших, что эти громадные скифы умеют возделывать поля и корчевать лес, Эвбулид первым взбежал на «камень продажи» и подскочил к торговцу партией. Это был высокий, мужественный человек с лицом воина. Один из многочисленных шрамов был особенно ужасен: через весь лоб проходил глубокий рубец, прикрытый тонкой пленкой, под которой надсадно пульсировала жилка. Не узнавая своего голоса, хриплого и осевшего от волнения, Эвбулид бросил: — Сколько? — Дисат мин! — коверкая греческие слова, отрывисто ответил торговец. «Десять мин! — похолодел Эвбулид. — Проклятый купец! Чтоб тебе не доплыть до своего Пергама! Десять мин за одного раба…» Чтобы не уронить своего достоинства, он не стал сразу сходить с помоста. Подошел к рабам. С напускным интересом пощупал у одного из них согнутую в локте руку. Поразился крепости ее мышц. Они были тверды, как камень. «Да, такие рабы как раз и нужны на мельницу… Но не один же!..» — Не так смотришь! — подошел к Эвбулиду торговец. Он похлопал раба по шее и резко ударил его кулаком под ребро. — Так надо смотреть! Раб даже не шелохнулся. — Так смотри! — ударил второго раба торговец и заглянул ему в лицо, ища гримасу боли. Не найдя ее, довольно хмыкнул и ткнул в живот третьего раба, четвертого: — Так смотри! Так!! Торговец занес руку для нового удара, но тут произошло неожиданное. Пятый раб, с широким, скуластым, как у всех скифов, лицом, но непривычно большими для этого степного народа глазами, вдруг наклонил голову и рывком подался вперед. |