Онлайн книга «Железный волк»
|
— Хвор! — Князь начинал сердиться все более и более. — А сотские? А старосты? Что, тоже хворь на них? Так, может, снова мор? Молчали. Хмурились. Князь сел, сказал: — Вы угощайтесь, гости дорогие. Вот пиво, мед. Вепрятина. Али конины вам? А то и медвежатины… Ширяй осклабился. Любим и Ставр и ухом не повели. Князь продолжал: — А фряжского вина? Я повелю, и принесут. Игнат! — Так здесь оно… — А, вот! Так наливай гостям. Чего стоишь? Игнат не шелохнулся. Любим сказал: — Князь, не гневись. Мы не за тем пришли. — Не за тем? А вы откуда знаете, зачем? Я вас призвал. Я и угощать буду. Ибо затем вас и призвал, чтоб ели, пили, видели: вот он, ваш князь! А то, мне донесли, болтают всякое. Болтают? —, Болтают, князь. — Любим кивнул, вздохнул. — И верите? — Не верим. Только видим. Замолчали, сидели смотрели в стол. Князь взял горсть каленых орехов, разгрыз один и выплюнул — пустой. Второй разгрыз. Пожевал. Опросил: — А что купцы? Торг будет? Нет? Ставр молчал. Князь высыпал орехи из горсти, произнес презрительно: — Купцы! Кресты на всех… Срам один от вас, купцы! В церквах торгуете. — Князь! — Я здесь говорю! Ты слушай, Ставр, молод еще. И грешен. Где твой амбар устроен? В подвале у Святого Власия. А у других? В Успенской церкви, в Пятницкой, в Ивановской — там что? Товары. И закладные там у вас, и обязательства. А Он что говорил? «Дом мой молитвой наречется», — сказал Он. И, сделав бич из вервиев, изо–гнал вас всех и столы опрокинул… А вы опять пришли! И говорите: «Веруем». Во что? В Тельца? В видения? Узрели, мол, над княжьим теремом недобрый знак. Закроем, братья, торг, схоронимся в подвалах, они освящены, в них святость, благолепие, и будем ждать, когда наш господин уйдет. Так, Ставр? Не ответил купец. Любим тяжко вздохнул, сказал задумчиво: — Ну–ну! — Что «ну–ну»?! — А ничего. Внимаем, князь. И повинуемся. Как повелишь, так оно и будет. Товары из подвалов вынесем, сожжем. Церкви закроем. Сами разбежимся — ты только прикажи нам, князь! — Замолчал посадник. Смотрит исподлобья. Сидит копна копной, сопит, зарос до самых глаз, опух. Он разбежится — да! Князь усмехнулся… А Любим сказал: — Не сомневайся, князь, разбежимся. Ибо устали мы, ох как устали! Чего ты на купцов накинулся? Купцы — прибыток Полтеску, немалый. А что амбары по церквам, что торжища на папертях, так то еще твоим родителем заведено… — Позволено! — Позволено. Как и по всей Руси. И не о том сегодня нужно речь вести, а о другом. — О чем? — О другом. Вот я ж не говорю тебе, что нынче пятница, а на столе скоромное. Хотя пусть и скоромное, это не самый страшный грех, слаб человек. Согрешил, потом замолит… — Виляешь ты! — Виляю. Привык вилять. С тобой иначе и нельзя. Вон вызверился как. Уйти б живым… — И засмеялся, как всегда, беззвучно, заколыхался, как кисель. Такому брюхо не проткнешь, меч вытащит, утрет и удивится: «А это что?» Другое дело Ставр, цыплячья шея… — Ставр! — Что? — Пошел бы ты отсюда, Ставр! И ты, Ширяй. Ставр подскочил, налился кровью. Ширяй сидел, моргал, словно не слышал. Любим сказал: — Негоже, князь. Позвал — так пусть сидят. Вон сколько яств… — Так пусть едят! — Как повелишь. Отведайте, князь желает. Ели. Игнат налил вина. Князь поднял рог, произнес: — За здравие гостей моих. — И за твое, — сказал Любим. — И за мое! Вино было холодное и кислое, Всеслав поморщился, утерся и спросил: — Так, говоришь, видение. Кто видел? — Видели, — уклончиво ответил Любим. — Нынче много всякого можно увидеть. Только одно не замечают, что не хотят, ибо не ждали. Я ж говорю: устали все. Сегодня на торгу юродивый кричал: «Камень, стоявший во главе угла, стал камнем преткновения!» — Взяли его? — Зачем? Он и сейчас кричит, не убегает. — А что народ? — Так все так думают, просто молчат. — Лжешь! — Не веришь, выйди да спроси. — Не верю. — Поверишь, когда услышишь. Выйди. Только не один — с дружиной. — Грозишь? — Зачем? Я просто говорю, как есть. Устал народ. Видение было, поверили, вздохнули. А тут оказалось — ты жив, невредим! Тут, знаешь, князь… — И замолчал посадник, глянул на Игната. Игнат опять налил вина. И снова выпили — уже без слов. Молчал и Всеслав. Посадник много ел, громко чавкал, рвал мясо, щурился. И вдруг, не дожевав еще, сказал: — Видение… да тут еще охота… Все к месту, князь! И снова начал есть. Охота! Князь глянул на Ширяя. Тот уронил кусок, проговорил испуганно: — Что я? Я ничего! Меня как привезли, без памяти, так я и спал. Подняли — я к тебе… — Любим! Посадник перестал жевать. Князь посмотрел на Став–ра. Тот сказал: — Тебя медведь порвал, все видели, а ты все равно живой — и ни одной царапины. Ты не Всеслав, ты тень его. Князь умер. И потому было видение. Не Смерть, Всеслав был в саване. Так люди говорят. И крестятся, чураются. — Ставр! Замолчал купец. Застыл, окаменел. — Ширяй! — князя затрясло от гнева. — Ты рядом был! Скажи им, было так? Ширяй смутился. — Не гневи! Рассказывай! Побелел Ширяй, прошептал: — Не знаю я. Болтают люди. Пусть болтают… — Да как это? Ты что, Ширяй?! — Князь перегнулся через стол, попытался схватить его за грудки. Вскочил Ширяй, отшатнулся, словно от змеи. И выпалил: — Да, было так! Он смял тебя. Стал рвать. Мы онемели… Князь сел, закрыл глаза. Темно, в ушах шумело… Унялось. И гнев прошел. И пусто стало, безразлично. Открыл глаза, глухо спросил: — А дальше? Ширяй по–прежнему стоял, стрелял глазами то на князя, то на посадника. Любим сказал, не глядя на него: — Ширя–ай! И тот опять заговорил: — Да, онемели мы! И вдруг… Ты вылезаешь, поднимаешься. Сухой сказал: «Молчите, олухи! Вы ничего не видели!» Я и молчал, пил, как свинья… — Голос Ширяя сорвался на визг: — А знаешь ты, как страшно было?! Сидели мы, дрожали, вот, думаем… и все… |