Книга Последнее правило стрелка, страница 32 – Сергей Мусаниф

— Потому что магия — это не бизнес. Это наука, такая же, как, скажем, физика или ботаника. И маги — ученые. Вы можете себе вообразить, чтобы ботаники разделились на Светлых и Темных, заключили бы договор о равновесии и платили бы членские взносы непонятно кому?

— Ну…

— Деление магов на Темных и Светлых невозможно, — сказал Герман. — Потому что невозможно в принципе. Маг не может быть только Светлым, ибо не может всегда и для всех творить только добро. Добро для одного человека способно принести зло другому.

— Вот мы и будем за этим следить.

— Всегда пожалуйста, — сказал Герман. — Следите. Только без меня.

— Значит, вот так?

— Да.

— Тогда мы уйдем.

— Это будет прекрасно.

— Но мы не прощаемся.

— Как вам угодно.

— Посмотрим, как ты запоешь через пару месяцев.

— Как обычно, тенором.

— Смотри, как бы не фальцетом.

Дверь открылась, и в комнату вошел весьма колоритный тип. Он был очень высоким, очень толстым и абсолютно лысым. Гораздо более лысым, чем предводитель ночных патрульных. На типе были кожаные штаны, подбитые железом ковбойские сапоги и кожаная куртка с таким количеством заклепок, что ее вполне можно было сдавать в металлолом.

— Наговорились, мальчики? — обратился он к членам Ночного патруля. — Тогда валите отсюда. У меня к человеку дело.

— А ты кто такой? — взвился главный патрульный. — Че ты мне хамишь?

— В свое время ты узнаешь, кто я такой, и знание это тебе сильно не понравится, — сказал толстый и лысый. — А пока вали отсюда, козлик.

— Ответишь за козла! — сказал просто лысый.

— Да? — удивился толстый и лысый. — Хоть сейчас.

Он распахнул полы своей куртки и продемонстрировал главному патрульному, а заодно и двум другим пару огромных крупнокалиберных револьверов, заткнутых за пояс.

— Думаешь, если ты при волыне, то тебе все можно? — тоном ниже спросил патрульный.

— Нет, — сказал толстый и лысый. — Мне все можно, поэтому я при волыне. Еще вопросы есть?

Патрульные смерили взглядом лысого, его стволы, непреклонное выражение его лица, размер его кулаков, заочно оценили силу удара его ботинка и решили, что вопросов у них больше нет.

— Учись, студент, — сказал толстый и лысый, когда дверь за патрульными закрылась и их шаги перестали греметь на лестнице. — Вот так с ними надо.

— Благодарю за помощь, — сказал Герман. — Но я бы вполне справился и сам.

— Знаю, что справился бы. Только подсобить никогда не мешает.

— И я хочу вас сразу предупредить, что меня так просто запугать не удастся.

— Не говори «гоп», — сказал толстый и лысый. — Хотя я лично тебя запугивать не собираюсь. Как думаешь, это кресло меня выдержит?

— Я на вашем месте попробовал бы диван.

— Тоже верно. — Он разместился. — Я закурю?

— Пожалуйста.

Толстяк закурил толстенную сигару, и по офису сразу же распространился запах дорогого табака.

— Не желаешь?

— Спасибо, нет.

— Кубинская. Старина Фидель всегда знал толк в сигарах.

— Все равно спасибо, нет. Предпочитаю сигареты.

— А я сигары предпочитаю, — сказал толстяк. — Однако, каждый сам выбирает то, что его губит. Я по делу.

— Я так и подумал. — По правде говоря, сегодняшние посетители начали Германа раздражать.

— Не будем долго ходить вокруг да около, — сказал толстый и лысый. — Посмотри на мою ауру.

— Хорошо.

Герман вздохнул и посмотрел на его ауру. Потом еще раз посмотрел. И еще. У этого типа не было вообще никакой ауры, что в принципе невозможно. Потому что у каждого человека есть аура. Должна быть.

— Ну что, нету?

— Нету, — сказал Герман. Если у человека нет ауры, то он… не человек.

— Я не человек, — сказал толстый и лысый. — И я не читаю мысли, по крайней мере сейчас. Просто это самый очевидный в данный момент вопрос.

— И кто же вы?

— Для начала давай познакомимся. Тебя зовут Герман.

— Очень приятно.

— А меня зовут Бегемот. И это не кличка.

— Даже в мыслях не было.

— Я — демон. Сотрудник внутреннего круга ада, что делает меня весьма высокопоставленным демоном. По сути я — близкий друг Шефа. Полагаю, мои слова не нуждаются в доказательствах?

— Я — всего лишь человек, — сказал Герман. — А человеку свойственно сомневаться. Поэтому не сочтите за труд продемонстрировать мне что-нибудь демоническое.

— Хорошо, — сказал Бегемот. И на мгновение заполнил собой всю комнату. И был он весь кожистый, шипастый, рогатый и хвостатый, глаза у него горели ярким огнем, а дыхание было зловонным. Но только мгновение.

Потом он снова превратился в толстого и лысого человека, и если чем и портил воздух, так только своей сигарой.

— Надеюсь, ты не подумаешь, что это была тщательно наведенная многомерная галлюцинация? — спросил Бегемот.

— Вряд ли. Меня на такое не купишь.

— Верно. Это не галлюцинация. Ты только что видел меня в моем истинном обличье.

— Впечатляет, — признал Герман.

— А то.

— Так вы по делу?

— По делу, — сказал Бегемот.

— Нет, — сказал Герман.

— В смысле?

— Это мой ответ. Нет. Душу я вам не продам.

— А за миллион долларов?

— Нет.

— А за мировое господство?

— Нет.

— А за вечную, нет, вру, ничего вечного у вас тут нет… Скажем, за очень долгую молодость?

— Нет.

— А за запасы мировой мудрости?

— Тоже нет.

— Ну и не надо, — легко сдался Бегемот. — Я, собственно говоря, не по этой части.

— А торговались тогда зачем?

— По привычке. Знаешь, мы же все курсы искушения проходим, в обязательном порядке. Как у вас служба в армии. И навык этот примерно так же нужен нам всю оставшуюся жизнь, как вам умение разобрать и собрать автомат.

— У всех свои заморочки, — посочувствовал демону Герман.

— Это точно.

— Так что же привело вас ко мне?

— Дело, — сказал Бегемот. — Есть у нас — и когда я говорю «нас», я имею в виду не только представляемую мной организацию, но и ваше человечество тоже — небольшая проблема.

— Только одна?