Онлайн книга «Женские праздники»
|
Огородников откинулся на спинку кресла, глаза его были закрыты. Он сидел один в большой, со вкусом обставленной квартире. Из стереоколонок мягко звучал уже знакомый нам хрипловатый голос, и ему эхом вторил другой: В тот день, как облак, Лебедь появился, в тот день открылась Роза, словно нож… Ты нежилась под солнцем и скучала, меня, солдата, колотила дрожь. Я с матерью простился накануне. «Не плачь. Считай, что комната за мной. И не суди, пожалуй, слишком строго, узнав, что плохо кончил твой меньшой». Я был в жару – и Роза стала вянуть, я жалок был – и Лебедь чахнуть стал, зато ты предпочла меня всем прочим, и я себя рабом твоим признал. Он был словно в трансе. Иногда он продолжал шевелить беззвучно губами, хотя ему, вероятно, казалось, что он поет. А то вдруг снова «просыпался», обретая голос. «Вставай! – раздался голос трибунала. — Вставай, пока не дрогнул твой отряд! У них уже кончаются патроны, уже твоих товарищей теснят». Но медлил я, изнеженный, в объятьях, я льнул, давно пресыщенный, к губам, и сладкий яд, по жилам растекаясь, убил во мне всю ненависть к врагам. Так и не смог своих предупредить я, что неприятель в тыл зайти сумел. И вот меня считают дезертиром все те, кто в том сраженье уцелел. Если бы его сейчас увидел доктор Раскин, то вряд ли усомнился бы в том, что это его клиент. О, ты дала душе моей свободу, лишь тело – твой бессменный часовой. Я обзавелся розою бумажной и лебедем – игрушкой заводной. С тех пор, как я принес тебе присягу, никак домой не слажу письмецо. Я выказал любовную отвагу, меня зовут предателем в лицо. Был период разброда и шатаний, обычно предшествующий застолью. Вера задержалась на кухне, где ее по-хозяйски приобнял красавчик, в последнее время гостеприимно распахивавший по утрам перед Верой (ее муж тому свидетель) дверцу своей модной машины. Некстати вошла Тина и со свойственной молодости бестактностью ляпнула: – Торопитесь урвать свою часть? Правильно. А то сегодня много желающих. Вера выскользнула из объятий, а заодно и из кухни, с фельдфебельским окриком: – Или вы все сейчас же сядете за стол, или… – …или живым отсюда никто не выйдет, – пошутила боевая подруга. – Это точно, – поддержал бородатый, тот самый, что увез подвыпившую Веру домой. Чей это был дом, так и осталось невыясненным. – Железные у нашей Верочки объятья. Шутка, с учетом кухонного инцидента, вышла вдвойне неудачной. Настроение у хозяйки вконец испортилось, а тут еще… – Господа, что же это за именины без именинника? – Да! Неплохо бы и Олегу Борисовичу поучаствовать. – А по-моему, это предрассудок. Ну не смог товарищ. Обстоятельства. Но ведь у нас незаменимых нет? Предлагаю открытым голосованием выбрать исполняющего обязанности именинника. – Тина… – многозначительно шепнула Вера дочери. – Нет, – так же тихо отрезала та. – А что, прекрасная мысль! – Есть контрпредложение. Считать нашего незабвенного друга временно от нас ушедшим, в ознаменование чего… Взрыв смеха и аплодисменты заглушили речь. Кто-то потянулся к рюмке во главе стола, налил в нее водку и прикрыл корочкой хлеба. Кто-то так же оперативно наполнил остальные рюмки. – …в ознаменовании чего, – повысил голос оратор, – почтить Огородникова Олега Борисовича вставанием. Со смехом полезли чокаться. – Стоп! Не чокаться! Не положено. – Правильно. Медленно и печально. Вера растерянно улыбалась. Застолье между тем быстро набирало обороты. – Друзья, в этот печальный день мне, не знавшему Олега Борисовича лично, хочется с особой теплотой вспомнить такие его качества, как хорошую начитанность и плохую наслышанность. Да, друзья, только когда эти качества идут рука об руку, мы можем говорить о настоящей интеллигентности. Человек как бы все знает и при этом ничего не понимает. Замечательная способность, облегчающая жизнь как ему самому, так и тем, кто его окружает. За интеллигентность! – Золотые слова! Тина в упор смотрела на мать, словно ожидая от нее какого-то поступка, но Вера гоняла по тарелке холодец с глуповатой улыбочкой. – Позвольте мне. Я тоже не имел чести знать Олега, но как старый друг дома я убежден – рядом с такой женщиной может жить… – Мог, – поправили его. – Рядом с такой женщиной мог жить лишь человек в высшей степени достойный. Жаль, что его нет с нами. Но ведь мы не оставим Веру в трудную минуту? Одобрительно зашумели. – Я надеюсь, здесь собрались только самые близкие… те, на кого всегда можно положиться. За тебя, Вера! Все полезли чокаться с хозяйкой, как вдруг Тина вскочила со своего места. – Ты куда? – испугалась Вера. – Под настроение… сейчас… Настойчиво затренькал дверной звонок. – Открой! – крикнула дочери вдогонку Вера, подождала и сама направилась в прихожую. – Огородников здесь живет? – Здесь. – Поздравительная. Распишитесь вот тут вот. Вера развернула телеграмму, машинально прочла вслух:... Отключился от мира. Слушаю Коэна. Соскучился по себе. И подпись: Именинник. Это стало последней каплей. Вера выскочила на лестничную площадку и забарабанила в соседнюю дверь. – Идиот! Псих! Дурочку из меня делаешь? Открой сейчас же! Я там как белка в колесе, гостей его развлекаю, а он… Открой, говорю! Скучает он, слыхали? Под музыку! Гости подтягивались к месту вероятных военных действий. Повысовывались соседи. Боевая подруга начала было оттаскивать Веру, но потом из солидарности обрушилась на дверь с еще большей ненавистью. – Тина! – отчаявшись, Вера позвала дочь на подмогу. Из комнаты дочери грянул траурный марш Шопена в какой-то немыслимой джазовой обработке. Огородников будто и не слышал криков жены. Но медлил я, изнеженный, в объятьях, |