Книга Решальщики. Книга 3. Движуха, страница 32 – Андрей Константинов

Не давая гостю опомниться, Зеленков исчез, оставив Купцова тет-а-тетничать с Бодулей.

— Присаживайтесь, Кирилл Евсеич, — добродушно предложил Леонид, опускаясь обратно в зеленковское кресло.

— Мерси, — ответил Бодуля, сглотнув «не комочек, но — комок», и тоже присел. Хотя на самом деле ему сейчас люто хотелось бежать отсюда сломя голову. — Мерси… А вы, простите…

— Что?

— Вы по убийству Николая Николаевича работаете?

— А, да-да… по убийству Образцова… Николая Николаевича.

— И как оно? Есть результаты?

— Само собой! Вот киллера задержали, привезли из Твери. Сейчас с ним работает мой напарник, — охотно поделился информацией Купцов, внимательно глядя в лицо Бодули. — Думаю, с минуты на минуту будем знать имя заказчика. Есть результаты, Кирилл Евсеич, есть. А как иначе?

Зазвонил, заставив Бодулю вздрогнуть, служебный телефон на столе.

Купцов снял трубку, «алёкнул», выслушал и ответил кратко:

— Его нет, перезвоните позже.

Буквально полминуты спустя в кабинет ввалился сияющий Петрухин. Рукава его сорочки были по-прежнему закатаны, но дубинка в руке отсутствовала, и оттого закатанные рукава зловещего впечатления более не производили.

— Здрасте, — кивнул Бодуле Петрухин. Он по-свойски присел на край стола и взял сигарету.

— Ну как там? — поинтересовался Купцов.

— Есть результат! Потек Саня, потек!

— Ну давай, не тяни кота за хвост, Дима! Назвал конкретных людей?

Петрухин покосился на Бодулю, но Леонид понимающе пояснил:

— Не боись, можно говорить. Это друг Кости, АВТОРИТЕТНЫЙ человек.

Дмитрий выпустил под потолок колечко дыма и посмотрел, как оно тает в воздухе. Коровин, словно зачарованный, также проводил это колечко взглядом.

— Назвал! Назвал двух человек! Некие Митроха и Бодуля.

— Ага… А кто такие? — спросил Купцов и подмигнул Бодуле: вот, мол, видите? А вы спрашивали: есть ли результат? Так вот он — результат-то!

— Пока не знаю. Но это уже совсем не вопрос. Щас докрутим.

— Простите, — решительно поднялся с места Коровин. — Простите, мне нужно выйти. Вспомнил, что оставил в машине «дипломат». Боюсь, украдут.

— Да не беспокойтесь, Кирилл Евсеич, здесь же охраняемая стоянка.

— Всё равно, мне так спокойнее будет, — хрипло сказал Бодуля и повернулся к двери.

Но уже в следующую секунду та распахнулась сама, и в кабинет вошел Зеленков, держа в руках тарелочку с бутербродами.

— Ты куда собрался, Евсеич? Сейчас примем по каплюхе.

— Э-э-э-э… я на минутку. Забыл, понимаешь, в машине «дипломат».

— Херня все это, — уверенно сказал Котька, животом вталкивая Бодулю обратно в кабинет.

Со стороны все это выглядело естественно, непринужденно и даже весело: вот случайно или почти случайно встретились несколько мужиков. Все примерно одного возраста, жизнью битые. Ну и решили чуток выпить. Просто так, без особого повода. Ну что тут скажешь? Бывает. Оно, конечно, вроде и не дело — в рабочее-то время, ну да уж чего там…

— Херня все это, — весело повторил Зеленков. — Я сейчас охранника вызову, и он принесет. А мы тем временем уыпьем уодка. Есс, сэр?

— Да нет, я уж лучше сам, — попробовал вырваться Бодуля. — У нищих слуг нет, Матвеич.

— Херня! — сказал как отрезал Зеленцов и втолкнул-таки Коровина в кабинет. — Да ты и не нищий, Евсеич. Ты уважаемый человек, наш деловой партнер!

А вот теперь бытовая ситуация с предполагаемой выпивкой уже не казалась естественной и безобидной. В кабинете неожиданно материализовалось скрытое напряжение.

Бодуля обреченно опустился на стул и снял очки. За темными стеклами прятались маленькие, бесцветные и невыразительные глазки под безволосыми бровками. Кожа вокруг глаз была воспаленной, красноватой.

Зеленков поставил тарелку с бутербродами на стол, потер с довольным видом ручонки и провозгласил:

— Ну щас мы ва-аще… Кстати, Дима, как успехи с тверским парнишкой?

— Все путем, — отрапортовал Петрухин. — Приму с вами соточку и пойду продолжу, — он взял бутерброд с розовым ломтиком рыбы и откусил сразу половину.

— А конкретно назвал какие-то фамилии?

— Нет. Пока всего лишь два погоняла назвал: Митроха и Бодуля.

В кабинете стало очень тихо.

Только чавкал Петрухин, и за дверью, в коридоре, цокали дамские каблучки…

Стало очень тихо, а потом…

Потом Бодуля вскочил.

— А ну-ка сядь! — приказал Зеленков и толкнул его в грудь.

— А можно я еще бутербродик съем? — облизываясь, невинно попросил Петрухин.

* * *

Естественно, Бодуля сразу заявил, что все это «гнусная ложь и столь же гнусная провокация!». Его выслушали внимательно, не перебивая.

И Петрухину, и Купцову, и Зеленкову подобного рода заявления во всех мыслимых и немыслимых вариантах были очень хорошо знакомы. Подавляющее большинство задержанных обязательно щебетало о том, что произошло недоразумение, ошибка, роковая случайность, стечение обстоятельств. Или же начинало голосить про ущемление прав личности и человеческого достоинства. В ход также шли слова «произвол», «глумление», «провокация», «рецидив 1937 года». И разумеется, классическое, на все времена: «Я этого так не оставлю!»

Бодуля пошумел минут десять, а потом скис и жалобно спросил:

— Что вам от меня надо?

— Митрофанов, — коротко пояснил Зеленков. — Дай нам показания на Митроху.

— Ну ты че? Ты смешной какой-то…

— Ты тоже, — мрачно ухнул Петрухин. — Что ты жмешься, Бодуля? Заказ-то на Людоеда от Митрофанова поступил… так? Расскажи — и все будет тип-топ.

— Не знаю я ничего, — продолжил внаглую лепить Бодуля. — Коньячку плесни, Костик.

— Пей, — кивнул на бутылку Зеленков. — Только обслуживай себя сам. Слуг-то, как ты говоришь, у нищих нету.

Бодуля набулькал себе недорогого, но хорошего дагестанского коньяку, залпом выпил с треть стакана. Он лихорадочно пытался сообразить, что бы такое оригинальное предпринять, но ничего путного в голову не приходило. Оставалась лишь испытанная тактика: все отрицать, гнать дуру, прикидываться «скорбным на голову», но избегать конкретных ответов на вопросы.

Коровин закусил коньяк сигаретным дымом и «героически» выпалил:

— Я ничего говорить не буду, я устал!

— Ничего страшного, можем взбодрить, — предложил Петрухин. — Тут один тверской парнишка тоже кобенился-кобенился: ничего не знаю, ничего не помню, все забыл. Но я к нему подошел творчески — и ведь сразу все вспомнил. Ну так как, Бодуля? Взбодрить?