Онлайн книга «Решальщики. Книга 3. Движуха»
|
— Кто? — Да менты, козлы эти! Они бы с таким усердием убийц искали, педофилов всяких! — А ничего, что мой папа — полицейский? — ревниво напомнила Маша. — Прости, к твоему батюшке это, безусловно, не относится. Кстати, о батюшке… Слу-ушай, у твоих предков, кажется, дача есть? — Есть. В Ново-Лисино. — А у тебя свои ключи имеются? — Должны быть где-то. А что? — Можно я какое-то время на ней перекантуюсь? Хотя бы пару дней? А там будет понятно — что да как? Заложил нас Гаврик или… — Даже не знаю, — заколебалась Маша. — А вдруг Лагацкие заметят? — Кто заметит? — Лагацкие. Это наши соседи по участку. Они там постоянно живут. Если увидят тебя — сразу родителям позвонят. — Не заметят! Я даже из дома выходить не буду. Даже свет зажигать не стану. А? Машута?.. Да будь ты человеком!.. Иначе мне всё — край! — Ну хорошо… — сдалась девушка. — Я… я поищу. Ключи. — Машка — ты прелесть! — Мыльной правой рукой Пронин неожиданно схватил ее за талию и притянул к себе. — Иди ко мне! — Женька! Перестань! Ну не балуйся, слышишь?! — засопротивлялась Маша. — Знаешь как я тебя сейчас хочу? — Не знаю. Всё, отстань! Грейся! — Вот смотри, — Пронин слегка приподнялся и продемонстрировал: «как именно». Хочет. Сугубо внешне «желание» смотрелось достаточно убедительно. — Ффу, пошляк! — как бы смутилась Маша, снова делая попытку вырваться. Но свободная левая рука молодого человека уже по-хозяйски шарила под полами ее халатика. За коими, полами, как еще на лестничной площадке успел отметить и оценить Пронин, ничего, кроме трусиков и наливного крепкого девичьего тела, не было… Затрещала хрупкая ткань, посыпались на кафельный пол пуговицы… Согласно закону Архимеда выплеснулась через борт вытесненная погруженным в чешскую сантехнику вторым телом пенная вода. И… И девушка, как некогда изящно высказался позабытый графоман-романтик, он же — мастер тончайшей Еротической прозы: «…доверчиво положила ноги ему на плечи». Ну а далее пошёл уже чистый Аверченко: «…и всё заверте…» [16] Санкт-Петербург, 1 октября, сб. Яна проснулась внезапно, будучи вырвана из тревожного сна слаженно-хоровым бабьим возгласом «ОЙ!». Именно такой эмоцией соседки, они же — подруги по травматологическому несчастью, отреагировали на внезапное появление в палате Купцова. Обыкновенно деликатный до неприличия Леонид прорвался в больничные покои в столь растрепанных чувствах, что умудрился появиться на «дамской половине» без предварительного стука вежливости. Застигнув тем самым болезных дам врасплох. — ОЙ! — эхом отозвался хору Купцов. — Ради бога, извините! Он смущенно отвел глаза, давая возможность теткам-старожилам натянуть казенные одеяла на разной степени загипсованности телеса, и, выждав пару секунд, взволнованно направился к койке Асеевой. На его скорбной физиономии в данный момент столь отчетливо проступала печать физически осязаемого сострадания, что Яна Викторовна не смогла сдержать улыбки и заговорила первой, с привычной насмешливой интонацией: — Товарищ инспектор! Мне кажется, я вас на сегодня не вызывала? — Вызывают полицию. И Деда Мороза, — машинально парировал подколку Купцов, беря стул и подсаживаясь рядом. — А мы, инспектора, сами приходим. Здравствуйте, Яна. — И вам не хворать, Леонид Николаевич. Как вы сюда попали? — То есть? Через дверь, разумеется. — Странно. А ко мне сюда даже маму не пустили. — А-а… вот вы о чем. А меня, как видите… — Леонид не стал уточнять и суетливо сгрузил на прикроватную тумбочку пакет. — Вот, я тут принес… Э-э-э… Здесь: апельсины, ряженка, вода и шоколад. — За воду спасибо, пить страшно хочется. А вот все остальное — право напрасно. Те же апельсины — я их с детства не ем. — Почему? — У меня на них, простите за столь пикантную подробность, аллергия. — Извините, не знал. Запомню/учту на будущее. — Ай, бросьте! Не стоит захламлять память всякой ерундой. Купцов стоически проигнорировал очередную подколочку и, машинально придвинувшись чуть ближе, спросил: — Как ты? — А разве не видно? Я — прекрасно! — Хм… — Так, Леонид Николаевич, давайте-ка, во-первых, сделаем лицо попроще, — не то рассердилась, не то смутилась Асеева. — А во-вторых, кончайте на меня столь откровенно пялиться — вы меня смущаете, я ненакрашенная. — Вот она, женская логика: сначала «разве не видно?» и тут же, следом, «не пялься», — вздохнул Купцов и демонстративно отвернулся, фиксируя взгляд на отражении Асеевой в висящем на стене зеркале. — Как оно получилось-то? — Да какая разница? Теперь ведь всё едино не перетáкаешь… Яна Викторовна устало прикрыла глаза, и в мозгу тут же всплыла жуткая картинка. Которая, похоже, отныне будет ее преследовать всю оставшуюся жизнь… Флешбзк Поздний вечер пятницы. Довольно пустынный для «предвыходного» времени проспект Добролюбова. Асеева подходит к своей «канареечке», припаркованной «лицом к Неве», щелкает брелоком сигнализации. Одновременно у нее в сумочке начинает трезвонить телефон. Продолжая стоять на проезжей части, Яна отвечает на звонок: — Да, мамочка… Не звоню, потому что уже освободилась… Вот прямо сейчас сажусь в машину и еду… Со стороны Биржевого моста слышится нарастающий рев автомобиля. — …В магазине ничего купить не нужно?.. Что? Половинку или целый?.. На проспект выныривает идущая на весьма приличной, явно выше дозволенной, скорости темная иномарка. Яна невольно оборачивается и… сперва растерянно, а затем — близко к панике наблюдает, как иномарка, резко заложив влево, выкатывается на встречку и летит прямо на нее. Ноги мгновенно становятся ватными. До физической боли начинает пульсировать в висках, по спине градом течет холодный пот. В последний момент Асеева успевает сделать единственное — вжаться в стойку своей «шкоды», на какие-то миллиметры увеличивая дистанцию между собой и «безумной», явно потерявшей управление иномаркой. Однако этого оказывается слишком мало, чтобы избежать контакта с несущей смерть колесницей. «Ой, мамочки!!!!» |