Онлайн книга «Дети Арбата»
Липман явился со своим чемоданом, разложил инструменты, приготовил тазик, усадил Сталина в кресло, повязал салфетку. – Как спали? – осведомился Сталин. – Прекрасно, – Липман набирал шприц, – лучше быть не может, тихо, спокойно, – мягким движением руки он положил голову Сталина на подголовник, попросил открыть рот, – не знаю, как на кого, но на меня всегда хорошо действует шум морского прибоя. Сталин как будто почувствовал легкий укол в десну, может быть, ему это показалось – по лицу Липмана ничего не было заметно, он смотрел ему в рот и по-прежнему улыбался. Потом откинулся назад, опустил руки на колени и, все так же улыбаясь, сказал: – Посидим немного, пусть наркоз подействует, можете закрыть рот, можете разговаривать, можете походить, но лучше посидеть. Десна немела, тяжелела, будто наливалась чем-то. Сталину и раньше удаляли зубы под местным наркозом, но он не помнил, сколько времени надо ждать, пока подействует наркоз. – Долго придется ждать? – спросил он. – Минут десять, я думаю. Откройте еще раз рот, я посмотрю. Он снова осмотрел рот, провел по деснам каким-то металлическим инструментом. – Скоро заморозится, потерпите. Он смотрел на Сталина, спокойный, благожелательный, удачно сделал укол, не причинил боли, товарищ Сталин должен быть им доволен. Сталин действительно ценил людей, знающих свое дело и умеющих хорошо его делать. Этот врач проживет, наверно, сто лет: удовлетворен своей работой, своей жизнью, своим положением. Работает в Кремле, лечит членов Политбюро, получает, наверное, хороший паек – найдутся завистники, они всегда найдутся. Но этот врач, по-видимому, не придает им значения: человек без честолюбия, каких подавляющее большинство на земле. Когда-то, совсем еще молодой, ОН из-за них начинал борьбу, пока не понял других, истинных ее мотивов. Но теперь ОН управляет этими людьми, они верят в него, как в Бога, а верить в Бога можно только слепо и безоглядно, они называют ЕГО отцом, люди уважают только тяжелую, строгую, но крепкую и надежную отцовскую руку. И этот предан ему из-за одного лишь чувства соприкосновения с НИМ, такие люди тоже должны быть в его окружении. Не только охранники-волкодавы, не только помощники-честолюбцы, но и простые, скромные, любящие ЕГО и преданные ЕМУ люди. Липман сидел рядом, посматривал на часы, улыбался Сталину, иногда просил открыть рот, водил по деснам каким-то инструментом и после одного такого осмотра показал Сталину вырванный у него и зажатый в клещах зуб. – Когда вы успели?! Я даже ничего не почувствовал. – Ведь я его рвал под наркозом. И зуб едва держался, его можно было вытащить, как у нас говорят, пальцами. – Что же не вытащили? – Вот тогда бы вы и почувствовали. В подставленный тазик Сталин сплюнул длинную окровавленную слюну, прополоскал рот, еще раз сплюнул. – Попрошу вас два часа ничего не есть. – Липман подал ему чистую салфетку, Сталин вытер губы. – И вообще сегодня не есть горячего. Он взял со стола бюгель, повертел в руках. – Хороший бюгель, сделано хорошо, материал отличный: сплав золота, платины и палладия. Теперь он вам уже не понадобится – сделаем новый. Только, знаете, Иосиф Виссарионович, может быть, лучше сделать простой протез? – Что значит простой? – Здесь, видите, зубы соединяет металлическая пластинка, а мы сделаем сплошную пластинчатую. – Зачем это нужно? – Видите ли, Иосиф Виссарионович, металлический бюгель держится на зубах вот этими двумя крючками, мы их называем кламмеры. Пока бюгель легкий – зубам тоже легко. Но на вашем бюгеле уже семь искусственных зубов, это тяжело, слишком тяжело. А на новом протезе мы прибавим еще зуб, бюгель еще больше утяжелится, нагрузка увеличится. А пластинчатый протез присасывается к нёбу и может выдержать любое количество зубов. – Вы хотите сделать мне стариковский протез. – Почему стариковский? У стариков нет зубов, а у вас свои зубы. И, дай Бог, еще долго будут. Несколько лет назад, когда Сталину вырвали коренные зубы и впервые предложили сделать протез, он расстроился: все! Старик со вставными челюстями! Он видел, как старики снимают их на ночь и кладут в стакан с водой. Так снимал свой протез еще не старый тогда Сольц, они жили вместе в Петербурге на конспиративной квартире, именно у Сольца он впервые увидел вставную челюсть. Когда Сольц разговаривал, а говорил он всегда волнуясь, то челюсть у него выпадала, он подхватывал ее языком, шепелявил, неясно произносил слова – зрелище было неприятное. Но врачи объяснили ему, что предлагают не вставную челюсть, а золотую пластинку, на которой будут держаться искусственные коренные зубы, и ему будет чем пережевывать пищу. Пластинку сделали, он к ней привык, она ему не мешала, ощущения беззубости не было. Потом, когда вырвали еще два зуба, предложили сделать пластинчатый протез, какой предлагает сейчас Липман, и доводы те же самые приводили, но он отказался, сделали золотой бюгель, который Липман держит сейчас в руках, и вопреки всем предупреждениям этот бюгель служит ему хорошо. Теперь Липман опять предлагает сделать стариковский протез. Липман – недалекий человек, видит в НЕМ пациента и забывает, что на ЭТОГО пациента смотрят миллионы и он не может предстать перед ними с выпадающей челюстью, не может шепелявить, говорить так, будто у него каша во рту. – Сделайте золотой, – сказал Сталин. Липман не посмел больше возражать. – Хорошо, слушаюсь. Если ранка будет побаливать, примите таблетку пирамидона, понадобится, вызовите меня. А завтра разрешите посмотреть, как идет заживление. – Завтра в это время вас пригласят. Липман ушел. Сталин подошел к зеркалу, открыл рот, оскалил зубы… Неприглядная картина, всего пять зубов наверху, зубы желтые, прокуренные… Ничего, Жданов потерпит его несколько дней с пятью зубами. И Киров потерпит. При мысли о Кирове Сталин поморщился. Не хочет включаться в борьбу, не хочет укреплять руководство партии! В этот день Сталин никого не принимал, пусть пройдет наркоз, заживет ранка. Как велел доктор, он два часа ничего не ел, на обед ему подали холодный свекольный борщ и тепловатые котлеты – правильно подали, жевать нечем. Ранка не болела, десна тоже, принимать пирамидон не пришлось. Утром пришел Липман, осмотрел рот, удовлетворенно сказал: – Все идет прекрасно, через два дня приступим. – Как отдыхаете? – спросил Сталин. – Не скучаете? – Что вы, Иосиф Виссарионович, разве есть время скучать? Рядом море, пляж, к тому же, смотрю, на письменном столе бумага, отточенные карандаши, сел писать. – Что же вы пишете? – Специальную работу по протезированию. – Желаю успеха. |