Онлайн книга «Страх»
Шарок рассмеялся. – Нас, юристов, учили отсекать первую страницу приготовленной речи и сразу начинать со второй. – Юра, – сказал Вадим, – меня вызывали на Лубянку… Лицо Шарока напряглось. Не нахмурился, не насупился, а именно напрягся. Губы сжались в полоску, взгляд затвердел. – Вызывал какой-то Альтман, я не разобрал его чин, в чинах я мало понимаю, ужасный такой тип, формальный, сухой, бездушный, я совершенно обалдел, видимо, наделал глупостей. У меня было только одно желание – поскорее выбраться оттуда. Голос у него дрогнул, неужели Юрка ему не посочувствует? Но у того лицо оставалось по-прежнему напряженным, он молчал и смотрел мимо Вадима. Заглянула Феня. – Телятину подавать? – Давай, – буркнул Вадим и подождал, пока она прикроет дверь. – Собственно, ничего особенного, он спрашивал про знакомых иностранцев. Я назвал всех, кого знал, он записал, я подписал, и он меня отпустил. Но сказал, что вызовет еще. И я не понимаю зачем. Что ему от меня нужно? С иностранцами я никаких дел не имел, никаких разговоров не вел, ты меня знаешь… Ну а то, что Вика уехала во Францию, при чем здесь я? И тут Шарок неожиданно проявил заинтересованность. – Уехала во Францию? Зачем? – Вышла замуж и уехала. – За кого она вышла замуж? – За какого-то корреспондента. – А, – пробормотал Шарок, – за антисоветчика. – Он антисоветчик? Ты знаешь? – Все корреспонденты – антисоветчики, кроме корреспондентов коммунистических газет. Да и им тоже особенно верить нельзя. Они занялись телятиной. – Так в чем суть дела? – спросил Шарок. – Я не понимаю истинной причины, из-за которой меня надо таскать туда. За что? За иностранцев, которые приезжают к папе? Но они приезжают официально, их сопровождают официальные лица. Тогда что же? Спрашивает: «С кем вы вели контрреволюционные антисоветские разговоры?» Какие разговоры, что за глупости? Я ни с кем не мог их вести. Я честнейший советский человек. – Нет такого советского человека, который хоть раз не сказал бы какую-нибудь антисоветчину, – изрек Юра. «Ничего себе рассужденьице», – подумал Вадим. – В таком случае я исключение, – ответил он, – я таких разговоров не веду. И перспектива объясняться с этим Альтманом меня не устраивает. Я мог бы обратиться к руководству Союза писателей, к Алексею Максимовичу Горькому, наконец, но я имел глупость обещать Альтману никому об этом не рассказывать. Шарок перегнулся через стол, приблизил свое лицо к лицу Вадима. – Ты дал такое обязательство? – Да. – Почему же ты мне рассказал? – Но ведь ты там работаешь, – робко ответил Вадим, понимая, что совершил какую-то оплошность. Шарок резко отодвинул от себя тарелку. – Ты понимаешь, в какое положение ты меня поставил? – Юра… – Юра, Юра… – как и Альтман, он с раздражением повторял слова Вадима. – Что Юра?! Тебе доверили, ты обязался молчать, ты нарушил обязательство. Я, видите ли, там работаю… А ты знаешь, кем я работаю?! Может быть, дворником! Он снова замолчал, потом мрачно произнес: – Я работник этого учреждения, мне разглашена служебная тайна, я обязан доложить об этом своему начальству. Вадим в растерянности смотрел на него. – Да, да, – с раздражением продолжал Шарок, – я обязан так сделать по долгу службы. Ты сказал мне, где гарантия, что ты не скажешь еще кому-нибудь? И еще добавишь: «У меня один знакомый там работает, я ему все рассказал, он меня выручит». – Юра, как ты можешь это говорить? – А почему не могу? Раз ты ставишь меня в такое двусмысленное положение, то я все могу, все! – Юра, поверь мне… – Я обязан выполнить свой долг, – объявил Шарок, – особенность нашего учреждения обязывает каждого сотрудника докладывать начальству обо всем, что касается этого учреждения. Он вышел из-за стола, посмотрел на часы. – Мне пора ехать. – Юра, неужели ты это сделаешь? Вадим с мольбой смотрел на него. Не глядя на Вадима, Шарок хмуро спросил: – Ты обещаешь никому не передавать нашего разговора? Впрочем, зачем я спрашиваю, ведь ты и Альтману обещал. Вадим приложил руки к груди. – Клянусь тебе… Никому ни слова. Кроме тебя, я никому ничего не говорил, поверь мне. Ты единственный, кому я решился сказать. Я думал… Шарок перебил его: – Ты уже говорил, что думал, не повторяйся. Мой тебе совет дружеский: не запутывайся дальше, никому ни слова – ни о допросе, ни о встрече со мной. Перестань болтать, продолжай жить так, как жил до сих пор, иначе догадаются, что у тебя что-то произошло, и вынудят рассказать. – Кто догадается, кто вынудит? – изумился Вадим. – Кто надо, – внушительно ответил Шарок, – тебя не могли вызвать просто так. Просто так у нас ничего не делается, мы людей зря не беспокоим, из пушки по воробьям не стреляем. Тебя вызвали, допросили, составили протокол, предупредили о неразглашении, значит, дело есть, и дело серьезное. Эти люди вокруг тебя, разве ты знаешь, кто они на самом деле?! Тебе кажется – пустяки. Не пустяки! Я отлично понимаю, что ни ты, ни твой отец не вели антисоветских разговоров. Но ведь ты встречаешься с людьми не только дома. Ты со многими людьми встречаешься, Вадик, у тебя обширные знакомства. Покопайся в памяти. Он посмотрел на Вадима и многозначительно добавил: – Один анекдот, рассказанный или услышанный, вот и статья. Надел шинель, застегнул пуговицы. – Бывай! А лучик надежды все-таки блеснул. Молодец Шарок, все же настоящий друг. Не бросил в беде. Намекнул, дал понять, что дело упирается в анекдот. О Господи, погибнуть из-за анекдота! Он перебирал в памяти слышанные за последнее время шутки, анекдоты. Все мелочь, ерунда. К тому же анекдоты рассказывали, как правило, один на один, мельком, на ходу. «Слыхал?» – «Не слыхал?» Из всего, что он вспомнил, только анекдот про Радека и Сталина можно было посчитать более или менее криминальным. От кого же он его слышал? Эльсбейн, литературовед Эльсбейн, точно, именно он его рассказал. Вадим обедал в ресторане Клуба писателей со своим старшим другом и покровителем Ершиловым. В дверях появился Эльсбейн, оглядел зал и бочком, бочком направился к их столику – он прихрамывал и потому ходил, выставляя вперед плечо. Ершилов отодвинул для него стул, Вадим поморщился: не нравился ему этот тип. Казенная улыбочка, бегающие глазки. – Новый анекдот знаете? – спросил Эльсбейн. – Сталин вызывает Радека и говорит: «Слушай, Радек, ты любишь анекдоты сочинять, говорят, и про меня сочиняешь. Так вот, этого делать не следует, не забывай, я вождь!» Радек отвечает: «Ты вождь? Вот этого анекдота я еще никому не рассказывал». |