Онлайн книга «Юджин - повелитель времени. Книга 4. Все женщины - химеры»
- Ладно, - сказал я, - поеду, мне пора. * Она сказала со вздохом: - Я отвезу тебя. Не спорь, это указание моего начальства. Я развел руками. - Если начальства, то кто мы, чтобы спорить с руководством? Мне понравилось кататься в полицейской машине. Я сяду за руль? А то ты какая-то не совсем такая… - Еще чего, - огрызнулась она зло, - тебе только инвалидные коляски водить. Пойдем, а то выглянет, еще и разорется. - Поспешим, - согласился я. - Кофе взять в дорогу? Впрочем, у меня кофе лучше. Если хорошо попросишь, угощу. Хоть ты и представитель угнетаемого класса. Охраняешь сатрапов и все такое. Она фыркнула: - Не боишься такое говорить вслух? - А что такого? - спросил я. - Я за сатрапов! Всегда голосовал и буду голосовать. Демократы доведут до беды. Будущее за справедливой сатрапией! Она сказала кисло: - Иди, иди… На улице Мариэтта зашла вперед и отворила для меня дверцу на переднее сиденье справа. В морду я бить не стал, не то время, только посмотрел с укором, но она не поняла, все-таки дитя этого мира и этого времени. - У меня хороший кофе, - заверил я. - Главное, крепкий и сладкий. А все остальное от лукавого. Она не ответила, лицо сосредоточенное, брови сдвинуты, а глаза смотрят зло и раздраженно. Я вздохнул и умолк, благо уже показался съезд с автострады на дорогу к моему поселку. В доме чисто, пол и стены отмыты до блеска, только что дыры от пуль никто не заделывал, требуется мое решение, как поступить и что делать. Но мне главное, трупы убрали, иначе даже не знаю, что бы с ними потом делал, перекинув в лабораторию Рундельштотта в отсутствие хозяина. Мариэтта вошла по-хозяйски, теперь женщины ведут себя везде как хозяева жизни, отыгрываясь на нас, как негры на белых в Америке за годы рабства и подневольной жизни. Вспыхнул побитый пулями экран, Аня Межелайтис посмотрела на меня, на мою гостью, поинтересовалась нейтральным голосом: - Ужин на двоих?… При свечах или как? - А у нас есть свечи? - удивился я. - Не дури. Простой ужин без выпендренов. Со мной не женщина, а полицейский. Она и тебя может арестовать за что-нибудь. - За что? - спросила Аня. - Найдет, - заверил я. - Она же власть. Мариэтта поморщилась. - И у тебя Межелайтис?… К кому ни зайди… Почему вы, мужчины, такие разные, часто даже умные и талантливые, а в этом деле все убого одинаковы? Я подумал, пожал плечами. - Может быть, потому, что в этом деле не стоит искать чего-то нового?… - В каком? - В женском, - пояснил я. - А для вас женщина начинается только от пояса? - спросила она, не уточняя о какой половине идет речь, надо быть сумасшедшим инопланетянином, чтобы уточнять такое. - А мы еще и разговаривать умеем! - Обожаю сарказм, - ответил я. - Это как острый соус на хорошо прожаренном бифштексе. - Любишь хорошо прожаренный? - Ого! - И жаришь сам? - Люблю жарить, - сказал я откровенно. - Но без всяких штучек. Я человек простой. Сложности в таком простом деле оставляю закомплексованным интеллигентам. - Какой ты разносторонний, - похвалила она. - Это точно, - ответил я скромно. - Когда надо, - уточнила она, - эстет, в другом случае - простой мужик, в третьем - хладнокровный стрелок… Она сделала паузу, но я сделал вид, что не слышу, а выбираю блюда, хотя Аня уже включила кухонный комбайн и жарит, варит и печет сразу в трех отделениях. Мариэтта села на диван перед телевизором точно на то место, где обычно сижу я, там продавлена ямка моей жопой, повела рукой, экран тут же засветился новостями в десятках окошек. Я буркнул ревниво: - Даешь… Я думал, слушается только меня. - Мы полиция, - ответила она с достоинством. - Мы почти имеем право. - Ой, - сказал я опасливо, - а на что еще почти имеешь? - Сюрприз, - сказала она, не поворачивая головы. - Кто тебе такую программу составлял? Один футбол и голые женщины… Как не стыдно за такое однообразие? - Там еще есть и хоккей, - сообщил я, защищаясь. Она повела ладонью, всмотрелась с заметным отвращением на лице. - Хоккей и те же голые девки… Оригинал! - А зачем что-то особое? - возразил я. - Оригиналы подозрительны. Их не принимают в обществе, а если и принимают, то как чудаков или вовсе клоунов, но не как равных. Потому лучше быть неприметной доской в заборе, чем заметным столбом или даже столпом… Проживи незаметно, сказал Иисус! Она посмотрел на меня внимательно. - Кофе у тебя в самом деле хорош… А что еще, говоришь, у тебя от лукавого? - Есть, - заверил я. - Тебе пистолет не натирает? Она медленно отстегнула защелку на кобуре и вытащила его так же неспешно, но вдруг резким движением швырнула в мою сторону. - Положи куда-нибудь… Я инстинктивно поймал одной рукой, Мариэтта застыла, и я понял, что крепко держу рукоять в ладони, а ствол направлен в ее сторону. Я тут же повернул дулом в пол, а она с некоторым напряжением перевела дух и бледно улыбнулась. - Видел бы ты сейчас свое лицо. - Думаю, - сообщил я, - оно такое же милое и человечное, как и весь я, такой гуманный и эстетичный. Она молча смотрела, как я положил пистолет на стол, пальцы чуть подрагивают, но это вижу только я. Если бы попытался поймать, то либо промахнулся бы, либо эта железяка больно ударила бы по руке и отлетела в сторону. Но когда вот так бездумно, то поймал даже не за ствол, а именно за рукоять, а палец сразу и сам по себе оказался на спусковой скобе. - Ты все-таки животное, - сказала она уверенно. - Но умеешь прикидываться. - Это оскорбление, - заявил я. - Прикидываются женщины. - В чем же я прикидываюсь? - Во всем, - уверенно сказал я не моргнув глазом. - А конкретно? - Во всем, - повторил я упрямо. - Нет, ты скажи! - А что говорить, - сказал я. - По тебе видно. Во-первых, рыжая… - Я не рыжая!… Это цвет такой. - Во-вторых, - сказал я почти озлобленно, - ты все-таки женщина. Вон у тебя какие заметные вторичные половые признаки… Даже признаками при таких размерах называть неловко. А в-третьих, почему ты вот такая злобная, уверена, что утащишь меня в постель? Она запнулась, уставилась злыми глазами, подумала и выпалила еще злее: |