Книга Мария, княгиня Ростовская, страница 202 – Павел Комарницкий

— Да вроде как ещё дороже стали товары заморские… Токмо их, почитай, и не видно. Нынче мало торгуют иноземные купцы…

— Во-от! Именно что мало! Не хлеб да соль нынче дёшевы, а куны да серебро дороги. Который год в Орду всё задарма уходит. А купцам заморским наши соль да жито без надобности, они от нас соль к себе за море не повезут. Нет серебра и мехов, воска да мёду — доброго здоровья вам, хозяева! Раз себе в убыток приплывут, другой… И всё, и забудут дорогу в русскую землю.

Офонасий помедлил, явно колеблясь.

— Дозволь спросить, княже… Так ли уж нужны товары заморские? Ну, бабы в шелках щеголять не будут… Вместо веницейских зеркал в сковородку железную да в кадку с водой глядеться станут…

— Глупости ты говоришь, Офонасий, — резко возразил князь. — Любой город своим торговищем жив. Это сейчас голытьба довольна, что хлеб-соль дешевы. А ну как не останется в торгу ничего, кроме жита да соли?

— Ну почему так уж ничего… — не сдавался банщик, очевидно, не опасавшийся спорить с самим князем. — Ковань железная, лапти, холсты… Мало ли простого товару…

— Не будет денег, так и никакого товару не будет! Купцы за мелочью в село ездить перестанут, а самому селянину ехать накладно. Ковань, говоришь? Серпы, наральники да лопаты местный кузнец скуёт — пусть хуже, зато под боком. Городские же мастера, вместо того, чтобы делом заниматься, будут коз да коров пасти в окрестностях — что толку работать, коли товар никто не берёт! Помыкаются на репе с загородных грядок, что нынче за стенами Владимира понараскапывали… Год помыкаются, другой, потом бросят домишки к чертям и в село подадутся.

В дверь бани просунул голову вестовой.

— Прости, что тревожу, Ярослав Всеволодович. Там гонец татарский прибыл, говорит, срочное письмо привёз!

Князь крякнул.

— Пусть ждёт!

Парнишка исчез, Ярослав же с ожесточением принялся плескать себе в лицо чистой водой. Всю баню поломал, дурень… Нет, всё правильно, о таких вещах следует докладывать нмедля, но пять минут мог бы подождать!

— Всё, хорош, давай одеваться!

В предбаннике наготове уже висел расшитый красными и зелёными петухами рушник, на лавке была сложена чистая одежда. Одевшись, Ярослав постоял перед зеркалом в серебряной оправе, неторопливо расчесал волосы, бесознательно оттягивая неприятную встречу. Потому как ждять доброго от гонцов из Орды не следует.

В широкой горнице в красном углу сидел гость, терпеливо ожидая появления хозяина.

— Здравствуй, коназ Еруслаб! — гонец встал и поклонился, однако, не снимая шапки. — Письмо тебе от великы Бату-хан!

— И тебе здоровья, — пробурчал Ярослав, принимая деревянный гладкий цилиндр. Сорвал печать, вынул свиток, вчитался и побледнел.

— Как звать тебя?

— Едигей, коназ!

— Ты вот что, Едигей… Отдохни давай, тебя сейчас покормят, коню овса дадут… Ночуешь и завтра в путь.

— Спасибо, великы коназ! А подарка?

Ярослав еле сдержался, чтобы не заехать в узкоглазую круглую рожу. До чего наглый народ, сил нет — гонец и тот мзду требует! А вот не дашь, и окажется, что дядя его вхож к самому Бату-хану… Пёс из там всех разберёт!

— Будет тебе и подарок. Завтра!

— … Обоз оружный в Новгород отправить немедля!

— А к литвинам?

— А к литвинам токмо когда за ту поставку рассчитаются, и задаток с них!

— Опасно, княже… Могут у немцев взять, наш товар ни при чём останется.

— Не останется! Немцы ливонские Миндовгу доброе оружие и доспехи не продадут, на свою-то голову. Брать же через третьи руки литвинам разорение. Всё, я решил!

— Слушаю, княже! Сделаем!

— Всё у меня!

Бояре расходились, кланяясь. За столом остались трое — митрополит Пётр Акерович, боярин Фёдор Олексич и сам Михаил Всеволодович.

— Ну, вроде всё решили, — Михаил потянулся к кувшину с квасом, налил себе полную кружку, выпил. — Всё ли у вас готово, други мои?

— Нищему собраться, токмо подпоясаться, — улыбнулся Пётр Акерович.

— Дары собраны, и всё уложено, — боярин тоже потянулся к кувшину. — Однако терзает меня мысль — не зря ли едем?

Михаил усмехнулся.

— То есть надобно подождать, покуда Батыга сам сюда явится?

Боярин сник.

— Нет у меня иного пути, Фёдор Олексич, — медленно произнёс Михаил. — Либо я к нему, либо он ко мне.

— А что будет, коли убьют тебя? — так же медленно произнёс Фёдор. — Кто тогда защитит всю землю Черниговскую?

Михаил Всеволодович чуть улыбнулся.

— Сыны мои защитят. Или внуки. Или правнуки.

— Надо что-то придумать, Михаил, — боярин сам не заметил, что назвал своего князя просто по имени, и великий князь глазом не моргнул. — В землю угорскую опять…

— Нет, Фёдор, — Михаил Всеволодович вздохнул. — Не побегу я. Тогда смысл был, сейчас нету.

Михаил потянулся, поднялся из-за стола.

— Ну всё, давайте расходиться. Завтра рано вставать.

— … В общем, так. Тебе, Андрей, Суздаль держать с дружиной моей. Тебе, Михаил, во Владимире управляться. Константину в Орду ехать, дела управлять. Данилко… ну, Данилко мелок ещё. Пусть покуда на подхвате побудет.

Свечи трещали, оплывая от жары. Совсем плохой воск, подумал мельком Ярослав, как будто муки в него намешали… Не татарам ведь на дань, князю своему, могли бы и чистый воск на свечи пустить… Господи, ну разве об этом сейчас надо думать?!

За столом сидели сыновья и бояре. Ярослав оглядел собравшихся — опора и надёжа земли русской… Устоит ли опора та?

— Что Александру сказать, тато? — спросил Михаил Ярославич.

— А что Александру? Как сидел в Новгороде, так пущай и сидит. Чай, вернусь я из Каракорума этого, хотя и не скоро.

Ярослав вздохнул.

— Ну ладно… Коли вопросов нет, то давайте расходиться. Завтра вставать рано.

Все разом задвигались, потянулись к выходу.

— Андрей, Михаил, Константин, останьтесь на минуту…

Сыновья остановились у дверей, выжидательно глядя на отца.

— Жизнь есть жизнь, сынки. Ежели что, Михаил, тебе мать доглядывать…

— Да Бог с тобой, тато!

— Молчи! И вот ещё что — держитесь Александра. Он крепче вас всех, на него и равняйтесь. Сейчас никак нельзя вам ссориться, не прежние времена. Не то изведут вас татары поголовно. Всё у меня!

Огонёк лампады не давал рассмотреть мелкие чёрточки лица, но Михаил и в полной темноте увидел бы их. По памяти.

Юрик завозился, застонал во сне, и Михаил вдруг неизвестно почему испугался — вдруг проснётся, откроет глазёнки? Нет, не нужно… Всё бы отдал, а вот не надо этого… Спи, сынок, спи…