Онлайн книга «Мария, княгиня Ростовская»
|
В отличие от старшего брата Олег спал безмятежно, дыша неслышно и ровно. Михаил постоял и возле него. Ангел, ну чисто ангел… Спи, спи, Олежка… Маленький Мстиша почивал отдельно от братьев, за загородкой. Малыш едва бросил сиську, и говорить ещё не умел. Михаил Всеволодович постоял и возле него. Спи, Мстислав Михайлович. За занавесью, отделявшей покои князя от детской, лежала в постели княгиня Елена. В помещении было жарко, и княгиня лежала совершенно нагая, заложив руки за голову и отбросив ненужное одеяло. Глаза Елены были раскрыты, неподвижно и жутко глядя в потолок. Князь сел рядом с женой, разглядывая её. Провёл рукой по животу, снова заметно округлившемуся. — Здорово раскатало чрево твоё, Еленка. Одного за другим без передыху родишь. — Иди ко мне… — еле слышно произнесла Елена. Михаил скинул исподние штаны, в которых пребывал, осторожно лёг, обнял жену. Елена вцепилась в него, как пиявка. — Ну чего ты, чего, ладо моя… Ну всё же будет хорошо, вот увидишь… Получу ярлык у Батыги и вернусь… Глаза Елены близко-близко. — Уж ты постарайся всё же вернуться, Михась. Они ласкали друг друга долго и жадно. — А сына мы Андреем назовём? Михаил погрустнел чуть. — Нет, не стоит. Мстислав да Андрей… Пусть будет Семёном. — Ну ты чего, мать? Княгиня Феодосия плакала. Слёзы текли и текли, орошая подушку и мужнино плечо. И ничего нельзя поделать… Совсем ничего… — Ну ладно, ладно, брось… — князь Ярослав обнял жену. — Вернулся я из Сарая, вернусь и из Каракорума этого. Ну законы у них такие — каждый новый владыка норовит заново ярлыки выдавать. Князь вздохнул. — Вот получу, и года три-четыре можно будет терпеть. А там Константин пусть получает. — Ой… — всхлипнула княгиня. — Ещё и Костика мучить… — Он не Костик, а князь! И должен ношу свою тянуть будет. — Ох, тяжела та ноша… Скоро ли кончится царствие поганых над нами? Ярослав высвободил затекшую руку. — Есть такая надежда. Ты думаешь, отчего меня не в Сарай к Батыю зовут, а в даль такую? Нет промеж погаными мира и согласия. Покуда Русь терзали, так держались вместе, как волки в стае примерно. А сейчас куски делить пора наступает… Славно, ох, славно будет, коли Гуюк этот нашему Батыге в горло вцепится! Ярослав помолчал немного. — А вот князь Михаил Черниговский в Сарай-Бату призван. — Ох… И он? — Феодосия округлила мокрые от слёз глаза. — Ну а сколько можно молодцу бегать? Я так мыслю, без ярлыка скоро ни один князь на Руси законным владыкой не будет. — А потом ему ещё и в Курум-Курум этот ехать придётся? Может, встретитесь вы там… На дальней чужбине сородича встретить дело немалое… Ярослав вздохнул. — Это вряд ли. В том с мысле, что не поедет он в Каракорум, князь Михаил. — Отчего так? — Да уж так. Слишком много на нём всего навешано. Зол на него Батый. Княгиня прижала руку ко рту. — Ой! — Вот те и «ой!» Ладно, давай спать, а то я назавтра с коня свалюсь, в седле задремав… — Ладно, Еленка. Сколько ни тяни, а ехать надо. Долгие проводы — лишние слёзы. Михаил поцеловал жену в губы, повернулся и широким шагом сбежал с крыльца. Махом вскочил на коня, которого наготове держал под уздцы стремянный, коротко толкнул пятками. — Прощайте! Караван, стоявший наготове, разом пришёл в движение. Вытягивались со двора витязи охраны княжеской. Боярин Фёдор и митрополит Пётр, тоже собравшиеся на княжеском дворе, раскланялись с княгиней. — Прощай, Елена свет Романовна! Не поминай лихом, ежели что! Вслед за ними вновь потянулась охрана, теперь уже кмети дружинные, а вот и вьючные кони пошли… Чернигов не Ростов и не Владимир, путешествие до Сарай-Бату возможно только верхами. Последний конский зад мелькнул в воротах и пропал. Елена стояла на крыльце, судорожно сжимая столб, поддерживающий кровлю. — Мама, а тато скоро вернётся, да? — Юрий Михайлович задёргал мать за подол. — Скоро, Юрик… Теперь уже скоро… — Ну, прощайте. Долгие проводы — лишние слёзы. Князь Ярослав грузно сел на коня, подведённого к крыльцу, легонько пришпорил, и сытый конь охотно взял с места рысью. Следом за князем двинулись охранные витязи и прочая свита, и двор, где только что было полно лошадей и людей, на глазах пустел. Княгиня Феодосия кусала губы, а слёзы текли и текли. — Возвратись… токмо вернись… Ярослав Всеволодович ехал по улицам родного Владимира и отмечал привычным хозяйским взором — тут мостовую бы подправить, а тут яму велеть засыпать… Канавы дождевые подправить, и вон там ещё… Всё-то надо носом тыкать людей. Нет, не те нынче хозяева, что до нашествия. Раньше каждая улица перед другими выставлялась, хозяева заборы в струнку старались ставить… А нынче вон, на главной улице лужа — любая свинья утонет. И всё-таки поднялся Владимир из руин, ничего не скажешь. Каких трудов это стоило, другой разговор. Однако вновь шумят торговые ряды, и причаливают к пристани купцы из далёкой Персии. И народ потянулся в город. Город, это ведь не только защита стен и башен высоких, город — это прежде всего торговля. Есть торговля в каком-либо месте, будет и город там стоять. Люди, видя процессию, прижимались к обочине, кланялись своему князю в пояс. Да, немало народу стало, немало… Ворота, бывшие Золотые, а теперь просто деревянные, были распахнуты настежь. В низком проходе щерились, нависая, зубья воротных решёток, окованные железом. Невольно хотелось пригнуть голову… Князь усмехнулся. Да, восстановить золотые ворота теперь мечта несбыточная. И глупая к тому же. Случись что, опять обдерут… Вот. Вот оно, подумал Ярослав. Потому и ямы на улицах не засыпают, потому и заборы абы как стоят, лишь бы не падали. Всё отсюда. Уже на опушке леса князь обернулся. Ну, до свидания, стольный град Владимир. Или всё же прощай? — … Спой ещё, Акинфий! Акинфий не возражал. Перехватив поудобнее гусли, ударил по струнам и запел. «Нет на чужбинушке счастья Речи родной не услышать…» Костёр трещал и выбрасывал снопы искр, взвивавшиеся к звёздному небу, отчего казалось, что звёзды — это продолжение искр… Гусляр пел, и высокий, чистый голос его разносился по степи, взвиваясь к звёздному небу, точно искры того костра. Князь Михаил лежал на свёрнутой попоне, положенной поверх большой охапки степной травы и слушал. Давно, ох и давно не доводилось вот так лежать, посреди вольной степи, глядеть на звёздное небо и слушать красивую песню. Всё дела, дела… |