
Онлайн книга «Мария, княгиня Ростовская»
— Ко второй половине сеченя [февраля], не раньше. И перемышльских приведу. — Ко второй половине сеченя… Что долго так? — Сидел бы в Галиче князем, собрал бы раньше. А так пока поставлю себя… Раньше никак. Одна из свечей, вконец искосившись, повалилась набок и погасла. Михаил проследил за ней задумчивым взором, но поправлять не стал. — А ну как не простоит Владимир до той поры? Князь Даниил округлил глаза. — Да ведь он ещё не в осаде даже! А уж студень [январь] на дворе! Михаил хмуро смотрел в стол. — Рязань пала, знаешь? Непонятно, чего медлят поганые, но я бы не стал уповать на крепость стен Владимира да Суздаля. Надобно поспешать нам. — Переночевать позволишь ли? Михаил хмыкнул. — Добрая шутка. Ладно, княже, ночуй. Пойду я к Елене, однако… — Кстати, Михаил Всеволодович, не обессудь, раз уж речь зашла… Чего, нездорова сестра моя? — Почему? — удивлённо воззрился на родственника князь Михаил. — Здорова, слава Богу. — Тогда, верно, поврозь спите вы? Отчего праздная ходит до сих пор? Михаил вновь сел на лавку. — Сам не знаю, слушай. Вроде нормально живём. Да ведь у меня и с Феофанией тоже не враз Феодулия да Маришка получились. Покуда не намолили, так и ничего. Это дело в роду у нас, что ли. Вон и Маришка тоже не скоро понесла. Помолчали. — А может, оно и к лучшему… Очень уж тяжкие ждут нас времена, Данило. Чую я сердцем, хоть и не веришь ты мне. — …Рубились мы, как черти, да разве устоишь тут! Рогатки смяли в первый день, мы на стены встали. Пять дён рубились, без отдыха… Молодой князь сидел на лавке, как прибыл, даже кольчугу не снял. На скуле запеклась кровь, нагрудные пластины слегка промяты в одном месте. Младший княжич Мстислав и воевода владимирский Пётр Ослядюкович хмуро смотрели на него, молчали. — Пороки сильные у них, — продолжал князь Всеволод. — Таких мы на Руси нигде и не видывали. Каменья весом в берковец, не меньше, мечут на пятьсот шагов. Никакие стены не держат такой удар. Молодой князь замолк, нашарил ковш с квасом, стоявший на столе. Сделал несколько глотков. — Да, вот ещё. Пленный сказывал, на подмогу Рязани воротился из Чернигова с невеликой ратью воевода Евпатий Коловрат. Токмо не успел он, на уголья прибыл. Ну и начал трепать татар из-за углов да ёлок, да ночами резать, как баранов. На подмогу к князю Роману, должно, пробиться мыслил, да не смог. Обложили их поганые, а когда стало ясно, что мечом да стрелой не взять, так что удумали — камнемёты свои подогнали, да каменьями побили всех… Гады ползучие! Молодой князь передохнул, помолчал, собираясь с мыслями. — Когда стало ясно, что конец Коломне приходит, пошли мы на прорыв. Да только мало кто ушёл со мной-то. Князя Романа Ингваревича убили, и всех людей его. Еремей Глебыч погиб, сражаясь геройски… Всех побили, — Всеволод заскрипел зубами, совсем как недавно князь Роман Ингваревич. — Я чудом ушёл. Должно, сейчас Батыга уж под Москвой стоит… Он тяжело встал, пошатнулся, схватившись за стену. — В баню пойдёшь ли? — спросил воевода Пётр. — Не… Потом… Спать пойду. Мстислав, гляди, мать успокой… Ворота скита белели свежей древесиной. Подъехавший вплотную всадник заколотил в створку плетью. — Эй, есть кто живой? Послышались быстрые шаги. В маленькое окошечко в воротине, забранное железной решёткой, выглянул глаз. — Ой, гости у нас! Заскрежетал засов, обе створки распахнулись настежь. Молодая монахиня-привратница склонилась в поясном поклоне. — Здрава будь, княгиня-матушка! — Здравствуй, здравствуй, девица, — Мария кивнула в ответ, выходя из саней. — Как настоятельница, сестрица моя жива-здорова? — Ой, сейчас позову! Но звать не пришлось. Через двор уже шла Евфросинья-Феодулия — тонкая, прямая, вся в чёрном с головы до пят. И в который раз поразилась Мария — казалось, всё плотское, наносное ушло из сестры. Хрупкое невесомое существо с прозрачным ликом, на котором выделялись огромные, неправдоподобной глубины глаза. Аж страшно — святая вживую шествует, и не шествует даже, плывёт над землёй этой грешной… — Здрава будь, госпожа! — разом поклонились дюжие стражники, составлявшие эскорт княгини Ростовской. — И вам доброго здоровья, господа ростовцы, — чуть улыбнулась Евфросинья. — Заезжайте в ворота-то, не стойте. Али в первый раз? Мария подошла к сестре, секунду поколебалась и крепко обняла. Так и стояли посреди двора. — Худая-то стала, кожа да кости… — Зато ты окрепла, — заметней улыбнулась Евфросинья. — Враз барана раздавишь. Мария изумлённо взглянула на сестру. В глазах у той плясали теперь смешинки, и выглядела она уже не святой какой — сестрой родной, единственной, роднее не бывает… — Повидаться вот отпустил меня Василько. — Ну пойдём, Маришка. Олёна, ты там распорядись, дабы устроили гостей наших… — Будет сделано, матушка! — … Вот такие дела, Филя. Потому и отпросилась я у мужа, хоть на денёк с тобой свидеться. Неизвестно… — Мария оборвала фразу. Неизвестно, удастся ли ещё увидеть сестру. Вот только вслух этого говорить не стоит. Негоже беду накликать, сама придёт. Короткий зимний день угасал, и в подслеповатое окошко кельи уже почти не проникал свет, но свечей не зажигали. Только пламя, пляшущее в печи, освещало скудное убранство кельи. — Значит, в Белозерье… — Евфросинья пошевелила поленья кочергой. — Ладно удумал Василько. Если уж и туда доберутся… — Да ты… да типун тебе на язык, Филя! — не выдержала Мария. — Это же край света! — И потом, ежели что, там леса непролазные, — не обращая внимания, тем же тоном продолжала Евфросинья. — В лесу отсидеться можно, пока не схлынут… Ты одёжу тёплую всю с собой бери. В лесу это первое дело зимой, равно как хлеб насущный. Помолчали. — Коломну взяли поганые, Мариша. — Ой! — Мария прижала кулаки ко рту. — Княжич Всеволод прискакал во Владимир. Вчера ещё, я сегодня узнала. А воеводу Еремея Глебовича убили. И князя Романа, из Рязани чудом ушедшего, тож… Евфросинья снова размешала угли в печи. Плямя угасало, выбрасывая теперь коротенькие бледные язычки, и мрак в комнате сгущался. — Ты когда во Владимир со своими инокинями?.. — задала вопрос Мария. Евфросинья долго молчала, неподвижно глядя на угасающий огонь. — Помнишь, Мариша, про сон мой? |