Книга Мария, княгиня Ростовская, страница 89 – Павел Комарницкий

Зажигательные горшки, которых, кстати, оставалось совсем немного, этот идиот расстрелял в первый же день, щедро осыпав ими стены из малых машин, сработанных покойным Елю Цаем из волос урусских девок. Стены местами обуглились и почернели, но крепости своей отнюдь не утратили. Зажигать же город стало нечем — добыть горючее масло и селитру в этих местах было невозможно. Правда, часть раскалённых валунов, выпускаемых с огромным разбросом, перелетала через стену, вызывая пожары, но пожары эти были далеко не столь интенсивны, чтобы измотать защитников города и лишить их воли к сопротивлению.

— Мы уже пристрелялись, о прославленный нойон! Теперь дело пойдёт быстро!

— Хорошо, мастер Лю. Даю тебе ещё один день. Или завтра до полудня в стенах этого города появится хотя бы первый пролом, или он возникнет в твоей голове!

Джебе хлестнул нагайкой коня и помчался прочь галопом, давая волю накопившемуся раздражению. Перед глазами стояла вторая часть письма, надиктованная самим Сыбудаем. В ней старик спокойно и рассудительно излагал, какая участь ожидает Джебе в случае, если коназ Магаил и ноугородское войско подойдут к стенам Тарджока.

Джебе в бешенстве скрипнул зубами. Разумеется, старый лис прав. Его прижмут к стенам этого проклятого города и уничтожат. И никто не придёт на помощь, потому что идти сюда, оставив за спиной мощное войско коназа Горги будет явным самоубийством. Бату-хан, старый Сыбудай и этот выскочка Бурундай вернутся в степь с богатой добычей, кости же Джебе будут гнить здесь, в этой злобной Урусии.

— Значит, так. Готовить лестницы. Много, много лестниц! Завтра общий штурм, и окончится он только после падения города!

Старая Стешиха разглядывала бывшую деревню, в которой не осталось ни одного дома, выглядывая из-за ветвей. В деревне только что побывали поганые, и дым костра ещё курился, струйкой вздымаясь в небо. Ветер стих совершенно, на израненную, истерзанную землю опускалась морозная ночь.

Стешиха вздохнула, вслушиваясь в себя. В деревне кто-то был. Кто-то живой. Живой ли?

Колдунья давно усвоила, что глаза и уши это далеко не всё. И даже собачий нюх не всегда подскажет то, что можно почувствовать внутренним чувством. Вот и сейчас она чувствовала — кто-то остался в развалинах. Живой? Непонятно… Старею, вздохнула колдунья.

Старуха вышла из лесу и направилась к деревне, широко, по-мужски шагая. Она не боялась. Она доверяла своему чувству опасности, более чуткому, чем у любого зверя. Здесь опасности нет. А кто есть?

Стешиха посетила уже не одну деревню, отыскивая тех, кто выжил… кто мог выжить в той страшной бойне, что учинили на Руси пришельцы. Так велит матерь Жива, которую городские попы на греческий манер именуют Богородицей. Стешиха никогда не спорила с теми попами — толку-то, большинство из них были лишены МАНЫ, волшебной силы, от роду положенной всем волхвам. Умные вроде люди, однако глухие…

Старая колдунья остановилась, втянув воздух ноздрями. Пахло палёным мясом. Где-то здесь… Ага, вот.

Голый человек, мужчина неопределённого возраста, лежал ничком. Его вполне можно было принять за труп, но обмануть внутреннее чувство невозможно — в этом истерзанном теле покуда теплится жизнь.

Стешиха вздохнула, снимая со спины тугую скатку меховой полости, в которой удобно перетаскивать таких вот бедолаг, поклав на лыжи. Это уже четвёртый… Мало? Это как посмотреть…

Ропша стоял на низеньком пороге своей избушки и щурился на солнце. Да, солнышко светило сегодня совсем по-весеннему. Долгая, страшная зима кончалась…

Почтарь криво улыбнулся своим мыслям. Кончаться и кончиться вещи разные. Ничего ещё не кончилось, наоборот, дела идут всё хуже и хуже. Нет, Ропша не читал писем, что приносили к нему голуби, но для того, чтобы понять, что происходит, достаточно было голубятни. После падения Ярославля связь сохранялась только с Ростовом и Угличем. Причём в Углич сегодня улетел последний сизарь, и ещё шесть штук имелось ростовских. И всё… Тверь, судя по всему, уже взяли. Связи с Торжком у почтаря не было, и кто знает, стоит ли город?

Не вернулось обратно и посольство, отряженное к князю Михаилу Всеволодовичу в Киев. Или Чернигов? Он же любит на двух столах сидеть, князь Михаил, а то и на трёх враз… Однако вот вчера прибыла пара голубей с посланием от Михаила, и это радует — значит, есть надежда…

Ропша вздохнул, поправил нагольный тулуп, наброшенный на плечи. Надежда… Надеяться сейчас следует только на то, что с началом снеготаяния поганые уйдут в свои степи, отягощённые добычей. Половодье, это не шутка.

Почтарь заметил лисий малахай, выдвинувшийся из-за дерева, на секунду раньше, чем монгольский всадник заметил его самого. Мигом скользнул в дверь, с шумом захлопнул её и запер толстым дубовым брусом. Припал к дырке, образовавшейся от выпавшего сучка в двери и удачно служившей глазком хозяину. Монгол, выкрикнув несколько гортанных слов, замахал руками, призывая своих соплеменников. И вот на крохотную полянку перед избушкой повалили дюжие всадники, все в доспехах. Нашли, значит…

Ропша кинулся к печи, потом к голубятне. В дверь уже молотили чем-то тяжёлым.

— Открывай, да! Скоро открывай, иначе секир башка получай, урус! — кто-то из поганых, похоже, успел выучиться говорить по-русски.

Толстая дверь сотрясалась от ударов, но пока стояла. Ропша торопливо выталкивал наружу голубей, одного за другим. Птицам-то зачем гибнуть?

Выпустив последнего, Ропша задвинул заслонку голубятни, улыбнулся. Летите, светлые птахи… Однако, пора. Помолиться ведь не дали, сволочи…

Мощный удар тарана-бревна, подобранного где-то неподалеку в лесу, высадил дверь с одного раза, и разгорячённые монгольские нукеры ворвались внутрь лесной избушки, изрыгая ругательства. Но было поздно. На потолочной балке висело тело почтаря, ещё легонько покачиваясь.

— А, собака! Снимите его, может, удастся откачать! Да поживее, олухи, ведь это связь с коназом Горги, не будь я Дэлгэр!

Кто-то чиркнул кинжалом по тонкому шнуру, на котором висел почтарь, возникла суета — обмякшее тело подхватили, потащили на воздух, на ходу снимая с шеи петлю. Дэлгэр оглядел скромное убранство избушки. Мешки с коноплёй и пшеном, железный котелок для варки, какие-то горшки… В углу возвышалось сооружение, не оставлявшее сомнений в своём предназначении. Вне всяких сомнений, это голубятня, а это вот связник коназа Горги. Значит, логово близко, совсем близко… Где?

Позади возник запаренный нукер.

— Дэлгэр, он подох.

— Точно?

— Зрачки как у змеи.

Дэлгэр сплюнул на пол. Не везёт… Опять не везёт… Сколько можно?

— Ладно, Балтэ. Ты и Ангараг останетесь здесь со своими людьми. Не знаю, как часто сюда приходят гонцы от коназа Горги, но вряд ли реже чем через день. И попробуйте только не взять живыми! Слышишь, Ангараг?

— Мы их возьмём, Дэлгэр-багатур!

— … Вот, княже, как и обещал… Узнал я, где рати князь Георгий затаил.