Книга Мария, княгиня Ростовская, страница 91 – Павел Комарницкий

— Ну вот что, Михаил Всеволодович, — подал голос князь Даниил. — Сегодня уж третье число. Мы, так и быть, погостим у тебя ещё пару-тройку деньков. Но вообще-то пора бы и честь знать.

Долго, долго молчал князь Михаил, не открывая глаз.

— Скажи, Данило Романыч, тебе не страшно?

Князь Даниил тоже помолчал немного.

— Понял я вопрос твой, княже. Отвечаю — страшно. Год, ну два от силы… Придут они под стены Киева, точно придут. Как силёнки подкопят… А там и до Галича путь короткий.

Михаил Всеволодович открыл глаза.

— А ты знаешь, как год сей зовут поганые? Я сам вчера только узнал. Год жёлтой собаки. А прошлый красной курицы.

Помолчали.

— Что ж… Что огненный петух, что собака — нам от того не легче, Михаил Всеволодович.

— … Стоят они лагерем на Сити-реке, славный багатур. Стоят широко, пешие ратники вне частокола по большей части. Да и частокол тот не стена городская, так — забор, ограда от волков…

По мере того, как бывший князь Глеб рассказывал, зубы Бурундая обнажались в хищной усмешке. Дослушав, он издал свистяще-шипящий звук, котороый при желании можно было принять за довольный смешок.

— Ты молодец, коназ Глеб. Ты доказал свою верность и полезность делу Повелителя Вселенной. Эти сто золотых твои. Держи!

Глеб на лету подхватил увесистый кошелёк, глухо звякнувший.

— Благодарю, славный багатур! Всегда рад услужить Повелителю Вселенной и великому воителю его!

Уже выходя от Бурундая, Глеб не удержался, хрюкнул под нос. За эти сведения, посланные к самому Сыбудаю, он тоже получил награду. И тоже сто золотых. Вот так надо обделывать свои дела. Деньги, кстати, очень даже вовремя. Последнее время Глеб сильно поиздержался.

И уже садясь на коня, бывший князь мельком вспомнил о бывшем боярине Путяте, так и не появившемся более. Канул, как в воду. А впрочем, теперь это не имеет никакого значения.

— Уррагх! — на монгольский манер выкрикнул Глеб, пришпоривая коня. Вперёд, к новым успехам. Он будет, будет князем… В Рязани, нет, в самом Владимире…

Стрела вошла бывшему русичу в основание черепа, и он рухнул наземь мешком. Больно… Надо же, как больно…

Два могучих нукера подошли, обшарили тело. Молча, деловито поделили кошельки, стянули тяжёлый шлем.

— Ну вот, Азарга, а ты сомневался. Мой отец соболя в глаз бил, и меня научил!

— Ладно, проспорил. Берём этого, потащили! Там разденем…

Взяв за ноги, монголы потащили свежеиспечённый труп подальше в лес, оставляя позади на снегу кровавую дорожку. Стоявший у входа Дэлгэр усмехнулся. Приказ Повелителя исполнен в точности. Или этот урус действительно полагал, что его поставят коназом, дадут ярлык? Разумеется, нет. Держать народ в повиновении он не смог бы. И вообще, он сделал своё дело и больше не нужен. Двести золотых! Слишком большие деньги, чтобы ими мог владеть какой-то урус.

В шатре Бату-хана воздух буквально пропитался запахами благовонных курительных палочек, конского и человечьего пота, жареной баранины и прочими, происхождение которых было не столь ясно. Сидевшие в круге полководцы сидели неподвижно, напряжённо внимая голосу джихангира, величайшего Бату-хана. Тангкут, Кадан, Бури и Пайдар, и Бурундай, стяжавший себе имя в этом походе, и сам мудрейший Сыбудай. Все понимали — сейчас решается судьба восточного похода.

Сыбудай сидел и как будто дремал, но хорошо знавшие его понимали — старик не пропустит мимо ушей ни одного нужного слова, и видит всё сквозь щели своих пергаментных век. Это он настоял, чтобы Бату-хан немедленно стянул сюда все лучшие силы летучей конницы, оставив огромные обозы с добычей и пленными под охраной третьесортных бойцов. Обычно при штурмах городов монголы пускали всякую рвань и голь вперёд, чтобы она своими телами прокладывала путь ударным силам. Но не сейчас. У князя Георгия действительно сильное войско, а против сильных бойцов надо выставлять не менее сильных.

— … Бурундай, ты ударишь первый. Твоя задача смешать урусские полки и не дать коназу Горги собрать рать воедино. Тангкут и Пайдар, вы ударите слева, по реке, как только урусы выйдут на лёд. Кадан, Бури — вы атакуете справа. Вместе с Бурундаем вы должны отжать урусов на лёд. Ну а тебе, мой Сыбудай, я доверяю удар с тыла.

— Всё будет так, как ты сказал, мой Бату, — невозмутимо ответил старый монгол, чуть поклонившись. И все разом ожили:

— Да здравствует наш джихангир, великий Бату-хан!

Люди задвигались, вставая, задом пятились к выходу, низко склонившись. Когда все вышли, Бату оглянулся на неподвижно сидевшего Сыбудая.

— Всё ли верно я сказал, мой Сыбудай?

— Всё так, мой Бату. И не сомневайся в Бурундае. Он справится. Скажу больше — у тебя по сути вырос второй Джебе.

— Силы Бурундая и коназа Горги примерно равны…

— Если я сказал — справится, значит справится, мой Бату, — немного резче, чем следовало бы, произнёс Сыбудай. — Хотя бы потому, что хочет жить. Поверь, я редко ошибаюсь в людях.

* * *

— Ку-каре-ку-у-у!

Князь Георгий Всеволодович проснулся от петушиного крика. Петух горланил и хлопал крыльями, радостно приветствуя восходящее светило. Князь поморщился — курей уже развели…

— Векша, спишь?

— Уже не сплю, княже!

Бойкий паренёк-слуга стоял на пороге с полотенцем через плечо и кувшином в руках.

— Идём на улицу, мороза нет нынче, — князь нашаривал босой ногой валяющиеся под лавкой домашние поршни.

Умываясь у крыльца, Георгий снова и снова ворочал в голове думы, оставленные вчера за поздним временем. Последняя весть от князя Михаила была в последний день февраля. В ней он выражал тревогу и сожаление отсутствием связи.

Настроение начало стремительно портиться. Да, это было последнее послание. А первого поганые, рыщущие уже повсюду, набрели-таки на тайную избушку Ропши, казалось бы, надёжно схороненную в глухой чащобе. И гонцы, отправленные туда, пропали. Вчера только удалось отыскать их обезглавленные трупы…

— Сегодня третье, Векша?

— Четвёртое уже, княже!

Ничего, думал князь Георгий, ожесточённо растираясь полотенцем. Ничего… Весна скоро, половодье. Смоет поганых, как навоз… Если сами не уйдут в ближайшие дни.

Огромный русский стан просыпался, где-то слышалось мычание, где-то блеяли овцы… Да, растянулось хозяйство. Воевода Дорож правильно говорит — если нападут внезапно, собрать всех воедино можно и не успеть…

— Слышь, Радослав… — обратился он к старшему наряда охраны. — Как воевода Дорож подойдёт…

— А вот и он, воевода то есть!

К княжьим хоромам приближался всадник, во весь опор. У Георгия Всеволодовича кольнуло сердце.