Онлайн книга «Белорусский набат»
|
– Ты думаешь, что главное – квадратная челюсть и минимум интеллекта в глазах? Твое лицо я увидела, когда ты первым вошел в фургон. Ты сказал, что надо выбираться, – и я поняла, что все будет. … – Они хотели утопить меня. Сказали: мы утопим тебя, как раньше топили ведьм. Ты – ведьма. Что тут сказать? Как-то раньше я не воспринимал НИ ОДНОГО украинца как врага. В моем понимании украинцы – неудачливые, метушливые люди, которым не повезло с властями. Но всегда украинцы были для меня… да чего для меня – для всех нас – братьями. В части служили люди с украинскими фамилиями, и хоть бы кто, хоть бы раз им предъявил за это. Даже шествия с криками «Москаляку на гиляку!» воспринимались как часть того сумасшествия, в котором жила эта несчастная страна. Но не воспринимались как угроза. А теперь украинцы – враги, и уже приходится объяснять, что этот украинец – хороший украинец, он за нас. Укрофашист – очень распространенное с недавних пор выражение. Русский народ памятливый, долго копит. Одесса, Мариуполь, Донецк, Луганск, Славянск – все откладывается в памяти. И я не завидую украинцам, когда они получат счет. – Не вспоминай это. – Но я хочу. Я только качаю головой. – Зачем ты принес цветы? – Ты знаешь… – Я тебе не верю. – Как хочешь… Так мы и сидим. Потом она придвигается ко мне и начинает гладить по голове. – Ты совсем поседел… – Ерунда. Краску купил, покрашу. Как новенький буду. – Зачем я тебе? Такая… – Какая – такая? Теперь – не отвечает она. – Мне плевать на это. Понимаешь, плевать. – Мне не плевать. … – Скажи, ты когда-нибудь любил? По-настоящему? Вопрос, конечно, интересный. Я вспоминаю… первую девчонку со своего двора. Любил ли я ее? Да нет, наверное. Ну, кто любит в шестнадцать-семнадцать лет? Думают лишь о том, как затащить в постель. Гормоны играют. А потом – было все, как и обычно в Системе. Во внутренних войсках было проще: увольнительная, пошел, подцепил кого-то. Как перебросили на Кавказ – уже сложнее. Там, кстати, проституток полно. Большинство – вдовы. Вдова по кавказским меркам – по меркам гордящегося своей ублюдочной честью бандподполья и радикалов – не человек вообще. С ней можно делать что угодно – вот почему многие становятся черными вдовами, а кому везет – те просто уезжают с Кавказа, оседают в каком-то захудалом русском городишке и стараются пережить кошмар. Такая проститутка может завлечь тебя в ловушку, где тебе отрежут голову. С удовольствием возьмет оплату патронами. Потом ты попадешь на крючок, а конец – всегда один. Я знал двоих, которые попались на крючок: их не судили, их застрелили на поисковой операции свои. Тот, кто продает оружие и боеприпасы врагу, – вне закона. Потом… да как-то не до этого было потом. Если вы спросите, когда у меня последний раз была женщина, я не смогу точно ответить. Если вы спросите, как ее звали, я тоже не отвечу – просто не помню… – Не знаю. – Бедный… Терпеть не могу, когда меня жалеют. Я встал. – Не вешай нос. Я еще загляну к тебе… У главврача в кабинете тихо, играет музыка, пахнет дорогим кофе. В приемной практикантка в белом халатике – настолько томная, что это наводит на нехорошие мысли. Но мне на нее плевать. Мне на все плевать… Мы с главным врачом, полноватым армянином по имени Ашот Ашотович, сидим в углу, за журнальным столиком. Пьем кофе. – …Протезы есть совсем хорошие… – говорит он. – Вы видели на олимпиадах. Люди без двух ног даже не просто бегут – а кросс бегут. Ва-а-а… – Я слышал, есть кое-что посложнее. Натовские биопротезы. – Э… дорогой. Биопротезы… да. Их даже в Израиле пока не ставят. Только в Германии, в США. Это экспериментальная технология. – И сколько она стоит? – Нисколько. – То есть? Ашот Ашотович пожимает плечами: – Санкции, дорогой. Санкции. Будь они все неладны. Совсем обезумели. Мой средний в свадебном путешествии был, в Париже, заказал по-русски, тут на него какие-то накинулись… эти… не знаю какие. Чуть до драки не дошло. Это во Франции! Там миллион армян живет, когда так к людям там относились. – И даже за хорошие деньги? Ашот Ашотович смотрит на меня своими глазами-маслинами. Он, кстати, хороший человек. По-настоящему. – Э… дорогой, знаешь. Тут не в деньгах дело. Там операции в военных клиниках делают. Это ж… двадцать первый век, настоящий. Человек не просто протез получает – человек, считай, новую ногу получает. Такое дело… – Дело всегда в деньгах. Армянин вздыхает: – Не всегда, дорогой, не всегда… В том-то и дело, что всегда. Я достаю конверт, кладу на стол. – Допустим, Россия под санкциями. А та же Армения? А? Врач долго молчит. – Умный ты человек, Витя-джан. – Посмотрите… поговорите, что там и как. В США – тоже приличная диаспора армян, может, у них есть связи. Я заплачу. Врач берет конверт. – Ничего не обещаю, Витя-джан. Но постараюсь. – Обещаниями сыт не будешь. Берегите себя, Ашот-джан. – Э-э-э… Кажется, эти санкции добрались-таки и до меня… Выхожу. Август здесь – месяц жаркий, юг. Ростов-на-Дону – город южный, красивый, со своей историей, со своим ритмом жизни. Это один из красивейших городов России. Очаровательные дамы здесь – не отягощают себя одеждой, летом здесь обычно носят ультракороткие шорты или обрезанные почти до попы джинсы. Замечаю на себе заинтересованные взгляды, но они – с некоторого времени – не особо мне интересны. Почему? Мы в ответе за тех, кого приручили… Мы – птицы с перебитыми крыльями… Мы – выродки крыс. Мы – пасынки птиц. И каждый – на треть Патрон. Лежи и смотри, Как ядерный принц Несет свою плеть На трон. Не плачь, не жалей. Кого нам жалеть? Ведь ты, как и я, Сирота. Ну что ты? Смелей! Нам нужно лететь! А ну, от винта! Все! Все от винта! – Виктор! Я пришел в себя. В последнее время начинаю замечать за собой: задумываюсь и как будто бы отключаюсь. Не воспринимаю окружающую действительность. Это очень и очень плохо. На меня смотрит Диман, один из оперов ВСОГ [5] . ВСОГ – это группа, к которой я прикомандирован. А Виктор – это новый оперативный псевдоним. Виктор Сивков. |