Онлайн книга «Белорусский набат»
|
– Я уже объяснил, для чего. Чтобы передвигаться в зоне АТО, беспрепятственно собирать информацию. – Какую информацию? У русских были беспилотники, они постоянно получали данные со спутников. У них все было. Ну какую информацию им мог собрать Голоднюк? – О реальном состоянии украинской армии. – О реальном состоянии украинской армии… – затриманный захохотал и тут же закашлялся, – да это состояние знала последняя собака. Ни хрена нет, необученный личный состав, не хватает всего, начиная от снарядов и заканчивая носками. Это все знали! – Так, хватит. Вернемся к Степановой. Когда вы с ней познакомились? – На Майдане. Немного знал и до этого… она была журналисткой. – Какие у нее были взгляды? – Она была на Майдане. – На Майдане много кто был. Какие у нее были взгляды? – А ты-то там был? – Нет! Конвоир снова остановил руку, занесенную для удара. – Нет. Я был в Тернополе, мы захватывали здание МВД. – Когда все уже было ясно… – Ну а сейчас давайте проясним с вами. Повторяю вопрос – какие были взгляды у Дианы Степановой? – Она была патриотом Украины. И не на словах, а на деле. Мало кто сделал для Украины больше, чем она. – Почему она контактировала с Россией? – Что значит – контактировала с Россией? – Она принимала деньги из России. Вот распечатка. Более пяти миллионов рублей за две тысячи четырнадцатый год. Затриманный плюнул. – Языком слизывать будешь, – прогудел за спиной конвоир. – Это были деньги тех, кто поддерживал нас в России. – Или это были деньги ФСБ? – Какое ФСБ? – презрительно сказал затриманный. – Обычное. Вот, почитаем дальше… во время съезда волонтеров я увидел Диану Степанову и подошел к ней. Мы знали друг друга по Майдану и ранее. В разговоре со мной Степанова высказывалась резко антиукраински, в частности, сказала, что законно избранные органы власти зрадили Украину, и в будущем только те, кто был на Майдане, должны иметь право занимать высокие государственные посты… – Что вы врете… – презрительно сказал затриманный. – Степанова не могла такое сказать никогда. – Слушайте, слушайте… Степанова сказала, что законные органы власти Украины, в частности президент Украины и Верховная рада Украины, полностью утратили доверие народа Украины и будут свергнуты самое большее к февралю две тысячи пятнадцатого года, и Движение волонтеров создается как будущий кадровый резерв третьего Майдана. Она также сказала, что всю действующую власть Украины надо уничтожить. Я спросил, что она имеет в виду, она сказала, что мусорными баками тут не обойдется. По этому разговору я понял, что Степанова является одним из тех агентов, о которых мне говорил Юрий. – Бред. – Степанова не была антиукраински настроена? – Послушайте, да мы все видели, что революция гидности пробуксовывает, что не принимаются нужные стране законы, что недостаточно снабжается армия, мы все это видели и говорили об этом. – Ну, вот. Сами признались в антиукраинских взглядах. – Это не антиукраинские взгляды. Это любовь к Украине. Которую вам не понять. – Ваша любовь, – сказал следователь, – сродни любви педераста. Она омерзительна. Украине не нужна такая любовь. – А что ты сделал ради любви к Украине, а? – спросил затриманный. Следователь мигнул – и конвоир повалил его на пол и начал топтать ногами… После восьми дней в тюремной больнице его снова повели на допрос. Новый следователь был постарше, с проседью в волосах. Он отпустил конвоира и толкнул по столу початую пачку сигарет. – Курите. Задержанный покачал головой. – А почему? Не курите? В личном деле написано другое. – Нет. Легкие отбили. – Упали в камере… – сочувственно сказал следователь. – Послушайте, что вам надо?! – крикнул задержанный и закашлялся. – Что вам от меня надо?! Следователь забрал пачку. – Вы мне нравитесь, – просто сказал он. – Станюк, который вас вчера допрашивал, – это дикарь, не более того. Он с Говерлы слез, а ума не набрался. Я же хочу с вами договориться. – О чем? – Жить можно по-разному. Даже в камере. – Предлагаете стучать. – Зачем такое плохое слово. Стучать. Скажем так – информировать компетентные органы. Устраивает? Затриманный закрыл глаза… он дорого бы дал, чтобы не видеть все это. – Как ваше имя? – Мое? Семен Ильич. Украинец, если это вас интересует. – Ну, да… – Честное пионерское! – Семен Ильич поднял руки. – У меня и папа, и мама украинцами записаны. – В паспорте много чего написано. – Вы антисемит? – Нет. – А жаль. С антисемитами проще… Затриманный показал глазами на пачку: – Я все же закурю. – Да ради бога… Дым прополз в отбитые легкие. Закружилась голова. – Ну как? Будем подписывать? Или пойдем в карцер? Затриманный вдохнул горький аромат дыма… от него веяло уютом дачи и почему-то напоминало о свежести на Днепре. – Зачем это вам? Не проще ли подделать подпись? Все равно процесс давно куплен. Кто там у меня судья – Вовк? – Ну, Вовк делами посерьезнее занят… не чета вашему. Следователь тоже закурил из пачки. Выключил диктофон. – Вот вы говорите… зачем мне это. Проще подделать… Да нет, не проще. За то, что вы сделали – отвечать надо. – У Вовка? – Да при чем тут Вовк? – следователь заговорил собранно и зло. – Если бы тебя хотели грохнуть, давно бы грохнули. На улицах полно шпаны… бах, и все. Нет, б…, не так. Вот думаешь, зачем я здесь сижу, а не в Израиле? … – Потому что я вас, с… ненавижу! Вы ведь, гады, на систему посягнули. На каждого из нас, на то, что мы от отцов получили и детям передадим. Думаете, просто так отделаетесь? Нет… не выйдет. Хочешь жить – подписывай. Нет – пойдешь на процесс. Статья подрасстрельная. Так что выбирай. И сейчас. – А если подпишу? Не боишься? – Нет… – следователь курил, уверенный в правоте и силе. – Того, кто подписал, чего бояться? Он уже с червоточинкой. Раз пошел на сделку с совестью – и второй раз пойдет. Третий. Знаешь, как говорят: баба целку один раз теряет… |