Онлайн книга «Екатерина Воронина»
– Зачем вы это делаете? Денег не жалко? – И для Косолапова добавил: – Вагоны-то ведь будут. Он посмотрел на Катю. В глазах его и в уголках рта появилось предназначенное ей одной теплое выражение. Робость этого выражения, осторожная мимолетность его тронули Катю. Косолапов слушал этот разговор с мрачным видом, точно не понимая, зачем люди тратят свое и его время на пустые пререкания. Потом приказал Кушнерову: – Подбросьте десяток вагонов под муку за счет машиностроительного. А к вечеру я подошлю резервный маршрут. – Слушаюсь, – ответил Кушнеров. Он обернулся к Кате: – Вы подготовитесь за полчаса? – Постараюсь. Кушнеров и Косолапов уехали. С Леднева соскочила его официальность. Он подмигнул Елисееву и Кате: – Проучили железнодорожников! Катя сухо сказала: – Сегодня мы их проучили, завтра они нас. Так и учим друг друга. – А умнее от этого не становимся, – совсем развеселился Леднев. – Вы это хотите сказать? – Это, – невольно улыбнулась Катя. – Ничего, – уверенно проговорил Леднев, – все впереди, и все со временем наладится. – Мне надо пойти распорядиться насчет приемки вагонов. Разрешите? – сказала Катя. – Да, пожалуйста, – ответил Леднев, – займитесь маршрутом, а мы с Иваном Каллистратычем пройдем но хозяйству. – И по-начальнически добавил: – Через час я вернусь сюда – посмотрю ваши дела. Со дня открытия навигации Катя ни разу не видела Леднева. Зато в предпочтении, которое отдавалось ее участку, Катя чувствовала его благожелательную руку. Она по-прежнему была признательна Ледневу за помощь, но неожиданная вспышка чувства к этому человеку, которая была у нее тогда дома, когда она лежала и думала о нем, теперь, казалось, уже прошла. Первые дни она старалась не выходить из конторы, вздрагивала при каждом телефонном звонке, с волнением поднимала трубку. За эти две недели он ни разу не позвонил ей. И, конечно, она не звонила ему. Именно поэтому она так холодно и официально держалась с ним сегодня. Ей ничего не нужно, она настолько свыклась со своим одиночеством, что все это, даже такое незначительное, причиняет ей боль. Она услышала твердые шаги по маленькой лестнице и коридору. Леднев появился в дверях. Его взгляд, честный, искренний, взволнованный, говорил, что она не должна сердиться, на все были свои причины и когда она узнает их, то простит его. Он не звонил и не приезжал именно потому, что это для него так же серьезно, как и для нее. Вошел Елисеев. Лицо Леднева снова приняло официальное выражение, но где-то в глубине продолжала теплиться улыбка, предназначенная Кате и только ей одной видимая. И под действием его взгляда, ласкового, извиняющегося, таяла ее холодность и снова пробуждалось чувство власти над этим человеком, чувство, которое она испытала тогда ночью, у себя дома. – Интересные данные, – сказал Леднев, пробегая глазами по строчкам ведомости погрузки судов. – А здесь что? Непонятно. Катя склонилась к ведомости. То же самое сделал и Елисеев, довольно бесцеремонно потеснив Катю. Ее плечо коснулось плеча Леднева, и она почувствовала его щеку рядом со своей. Не в силах выговорить ни слова, Катя молча карандашом показала графу. Сохраняя ту же позу, Леднев сказал: – Вот чего можно добиться, если по-настоящему организовать погрузку. Эти данные мы поместим в информационный бюллетень пароходства. Пусть все знают. Сжимая в кулаке карандаш, чтобы не было видно дрожи пальцев, Катя глухо проговорила: – Рано писать. Вместо бюллетеней порты предпочли бы нормально получать суда и вагоны. Катя выпрямилась, отодвинулась от Леднева. Она увидела на его лице резко обозначившиеся скулы и далекие изумленные глаза. Ей было душно, казалось, что Елисеев видит все. И это стыдно, позорно, унизительно. Голос Леднева звучал откуда-то издалека, она не слышала, что он говорит. Раздался спасительный телефонный звонок. Катя схватила трубку. Диспетчер спрашивал Елисеева. – Здесь. – Катя передала трубку. Звук собственного голоса успокоил ее. Она отошла к окну, сказала: – Рано писать, да и не о чем еще писать. О каких достижениях можно говорить! Грузим за сутки, а суда ждут нас неделями, стоят в ожидании вагонов. Так всегда! Начнешь дело – не верят. Добьешься незначительного результата – поднимают шум. А оснований для шума еще нет. – Вот сегодняшний случай. – продолжала Катя, – я уже, право, не знаю: на что нам рассчитывать, на что надеяться? Пароходство нам помогает, но развернется навигация, и пароходство само будет бессильно. Неудачи расхолаживают людей. Нужно решать коренные вопросы. Едва заметная тень недовольства пробежала по лицу Леднева. – Каждый на своем месте должен делать все от него зависящее. Вы делаете. И добились успехов. Это должны знать все. А о судах и вагонах найдется кому подумать. Несколько смягчившись, Катя сказала: – Хорошо бы начать не с успехов, а с невзгод. – Договорились! – Леднев засмеялся и с привлекательной бесшабашностью ударил рукой по столу. – Будем говорить и о том, и о другом. Но ваш участок выходит в передовые, придется нести бремя славы. Он с доброй и ободряющей улыбкой посмотрел на Катю. Пошли по участку – Катя, Леднев, Елисеев. Катя смеялась шуткам и замечаниям Елисеева, но никогда позже не могла вспомнить, что говорила, чему смеялась. В мире существовали только они двое – Леднев и она. Они произносили слова, фразы, кого-то слушали, но разговаривали только глазами, только между собой, понимая друг друга и отвечая только один другому. Подошли к машине Леднева. – Товарищи, кто в город? Леднев хочет, чтобы она поехала с ним, но хочет также, чтобы поехал еще кто-нибудь, иначе будет неудобно: может показаться, что он увозит ее с участка. Обращаясь к Елисееву, она сказала смеясь: – Прокатимся, Иван Каллистратыч?! Елисеев согласился. Но Леднев стоял у двери с нерешительным видом. Катя сказала: – Мне, как единственной женщине, надо бы сесть впереди. Но ведь Иван Каллистратыч у нас такой толстый, с вами он не поместится. Леднев подхватил ее шутку. – А мы ему уступим хозяйское место. – И сел рядом с Катей. * * * Набережная Волги, или откос, как ее называли горожане, была запружена гуляющей публикой. Катя и Леднев медленно двигались в толпе, заполнившей тротуар и широкую асфальтовую мостовую. С тех пор как Катя поступила в порт, она ни разу не была здесь. Как и раньше, тут было много военных, студентов, физкультурников, учащихся старших классов. Они казались совсем детьми. Странно, что родители разрешают им так поздно гулять. |