Онлайн книга «Екатерина Воронина»
– Так-таки кретин? – смеялась Катя. – И долго вы с ним прожили? – Прожила! Скажите – промучилась. Что вы смеетесь? – Простите, Юлия Михайловна, по мне трудно представить, чтобы кто-то мог вас обидеть. Юлия Михайловна повернула рычажок репродуктора. Кончали передачу последних известий, потом диктор сказал: «Передаем сводку погоды». Раньше Катя не слушала эти передачи – в порту она ежедневно получала подробные метеосводки. Но сейчас она прислушивалась к голосу диктора: «Иркутск – двадцать три градуса, Красноярск – двадцать шесть, Новосибирск – двадцать четыре…» Холодно там. Вечером Катя пошла в филармонию. Ее место было вторым от прохода. Крайнее кресло было свободно. Кто то подошел и сел рядом с ней. Она не оглянулась, вслушиваясь в смешанный гул настраиваемых инструментов, испытывая смутное ощущение чего-то утерянного, которое всегда охватывало ее, когда она слушала музыку. – Разрешите посмотреть программу? – тихо попросил сосед, чуть наклоняясь к Кате. Она протянула ему листок. Их взгляды встретились. Катя сразу узнала его. – Здравствуйте, – сказала она. – Здравствуйте, Катя, – ответил Мостовой. * * * Первое отделение кончилось. Мостовой встал, пропустил вперед Катю. Он пополнел. На нем был темный костюм свободного покроя. В черных гладко зачесанных назад волосах серебрилась седина. Карие глаза выглядели усталыми, несколько напряженными. Катя подумала, что именно этот костюм, а не военная форма – настоящая одежда Мостового, и именно эти гладко зачесанные волосы его настоящая прическа. Не оглядываясь, Катя медленно шла в толпе, не оглядываясь, вышла из зала. Мостовой тут же поравнялся с ней. – Неожиданная встреча! – заговорил он. – Вы давно в Ленинграде? – С неделю, – ответила Катя, удивляясь своему спокойствию. – Какими судьбами? – В командировке. – Где остановились? – В «Астории». – Хорошая гостиница. – Мне удобно. Институт рядом, на улице Герцена. – Водного транспорта, – определил Мостовой уверенным тоном человека, хорошо знающего свой город. – Да. Некоторое время они молча двигались в толпе, потом Мостовой сказал: – Как странно! Вы здесь, в Ленинграде, да еще на этом концерте. – Да, смешно. В зале их места были боковые, и они сидели, чуть повернувшись к эстраде. Мостовому был виден Катин характерный, чуть скуластый профиль, тяжелые каштановые волосы, облегавшие стройную смуглую шею. После концерта, подавая ей шубу, он спросил: – Надеюсь, я вас еще увижу? Я покажу вам город. – Заманчиво, конечно. Но это возможно только вечером. А вечером мы ничего не увидим. – Все увидим. – Ну что ж, позвоните мне послезавтра в восемь часов. Вероятно, я буду дома. Юность, война… Город в затемнении, госпиталь, раненые, Евгений Самойлович… У Кати не было злого чувства к Мостовому. То, что тогда, в двадцать лет, представлялось катастрофой, теперь воспринималось спокойно. Когда-то ей хотелось отомстить Мостовому, причинить ему ту же боль, какую он причинил ей. Теперь ей было безразлично даже, что он думает о ней. Не было интереса. Чужой! Все, что в нем есть хорошего, – это его. А в Ледневе все, и хорошее и плохое, – это ее. Мостовой – прошлое, оно кончилось и никогда не вернется. Леднев – будущее. Несмотря ни на что. Мостовой позвонил точно в назначенное время. Катя надела шубу и спустилась. Он уверенно вел машину. Сначала они поехали по набережным Невы, затем на Васильевский остров и Петроградскую сторону. Потом к Смольному. Даты, стили, исторические анекдоты так и сыпались с его уст вместе с именами архитекторов и скульпторов. Иногда он останавливал машину, и они выходили. Пальто его была распахнуто, шляпа съехала на затылок. Веселый, оживленный, он был еще хорош собой. – Великолепно, – сказала Катя. – Но ведь это старый Петербург. – Можно поехать на Выборгскую сторону, – ответил Мостовой. – Крейсер «Аврора» я вам показал… Что касается войны, то, знаете, война не оставляет памятников. – Да, – сказала Катя, – она остается в сердцах и судьбах. Он быстро взглянул на нее. – Расскажите о себе, Юра, – попросила она. – Что вам сказать? – ответил Мостовой. – Работаю в научно-исследовательском институте. Лауреат… Даже дважды, если уж быть точным. Кандидат технических наук. Собираюсь докторскую защищать. Ну, что еще? Дочери восемь лет, пошла в школу. Жена – искусствовед. – Вот откуда такая эрудиция, – засмеялась Катя. Они вернулись в гостиницу. Мостовой предложил зайти в ресторан. – Устала я, – сказала Катя, – и есть не хочу. – Ненадолго. Хоть мороженого поедим, – настаивал Мостовой. Ресторан был полон. Между столиками танцевали девушки с моряками. Мостового здесь знали и накрыли ему отдельный столик. Он заказал мороженое и коньяк. – Почему вы не замужем? – спросил Мостовой. Катя усмехнулась. – Так как-то, не пришлось. Впрочем, я еще не теряю надежды. – У вас есть дети? – К сожалению, нет. Он выпил свой коньяк. Катя пригубила рюмку. – Потанцуем? – предложил Мостовой. – Не хочется, – ответила Катя. – Вы со своей женой познакомились после войны? – Да. – Ну, а что с той, фронтовой? Он натянуто улыбнулся. – О ком вы спрашиваете? – Мне казалось, у вас на фронте что-то было. – Ничего особенного не было, – сказал Мостовой. – Вы не знаете, что с Евгением Самойловичем? Где он? – спросила Катя. – Был здесь, в Ленинграде. Я, правда, его не видел, но после войны он был здесь. – Вот кого бы я с удовольствием повидала! – оживилась Катя. – Такой славный, неуклюжий… Давайте съездим к нему! Он растерялся. – Я не сохранил его адреса… Конечно, можно через адресный стол… Катя молча улыбалась. – О чем вы думаете? – спросил Мостовой. Она тряхнула головой. – Так, ни о чем… – Я понимаю, Катя, вы ничего хорошего обо мне думать не можете, – сказал вдруг Мостовой. – Стоит ли нам вспоминать наши ошибки? – Я чувствую вину перед вами. – Я вас ни в чем не виню, – сказала Катя. – Да и тогда, если я кого-нибудь винила, то только себя. Видите ли, Юра… Дело не в том, что вы заставили меня страдать. Человек, которого я люблю, тоже заставляет меня страдать. Но он и сам страдает, я знаю. А вы слишком легко, слишком счастливо любите. |