Онлайн книга «Люди Солнца»
Она наклонилась, взяла девочку на руки. Одну ручонку Ксанфия прижимала к животу, и над этой ручонкой под тканью ночной рубашки пошевелился и снова замер птенец. – Ты и спишь с ним? – мягко спросила Кристина. – Он хороший, – уверила её Ксанфия. – Очень хлебные крошечки любит! Мы вошли в наш с Эвелин апартамент, дошли до кабинета. Эвелин заняла кресло, а Кристина и Ксанфия заняли низкий мягкий диван. Я прошёл к ящикам, откинул крышку верхнего. И, вынимая одно за другим золотые изделия, стал показывать их издалека гостье. – Какая красота! – восхищённо сказала она. – А поближе рассмотреть можно? Я отрицательно качнул головой. – Женским рукам к этому лучше не прикасаться. Это искалеченная красота. Грабительская добыча. На каждом изделии лежат следы смерти и крови. Мы решили увезти это золото из Англии, открыть ювелирные лавки и распродать и вернуть его в мир людей таким образом обновлённым. Полученные в результате этого деньги использовать на противостояние тем, кто заказывает и осуществляет грабежи и убийства. Взгляд Кристины, сделавшись испуганно-острым, устремился к ящикам. Она тревожно спросила: – И вот это всё… Заполнено – таким? – Да, да. Но дело ещё вот в чём, Кристина. Очень жаль безвозвратно увозить из Англии сотворённую честными мастерами необыкновенную красоту. И появилась мысль: убедить вашего гранильщика алмазов переехать в «Шервуд» и с наивозможным старанием обустроить ему здесь ювелирную мастерскую. Во-первых, он успеет скопировать самые удачно-красивые из изделий. Во-вторых, кто-то из наших детишек обязательно увлечётся и переймёт у него это редкостное ремесло. Тогда ещё одна детская судьба будет спасена. – Это обязательно нужно сделать! – порывисто воскликнула наша гостья. – И, хотя наш гранильщик стал совершенным отшельником, я постараюсь убедить его переехать. И тех гонцов, которые из Африки привозят необработанные алмазы, я перенаправлю сюда же. И буду рада, если моё маленькое усилие вольётся в это необыкновенное дело. Здесь она покраснела, смутилась и, пряча взгляд, наклонилась и поцеловала головёнку уснувшей на её руках Ксанфии. Назавтра, утром, я совсем не удивился, когда Кристина и Ксанфия сказали мне, что хотят ехать вместе. И опять – о, воистину – год на колёсах! – вереница экипажей потянулась из «Шервуда». Поручив Иннокентию не только конюшни, но и отопительные печи, я взял Робертсона, и он правил передней каретой. Я сидел рядом с Симеоном. Он цепко держал в руках подарок: маленький морской сундучок, в котором из лоскутков и цветного картона был устроен домик для «его высочества глиняного принца Симеона». Кристина и Ксанфия устроились напротив, и нас всю дорогу смешил цыплёнок, ловко прыгающий с колен на колени. Когда въехали в имение, я открыл окно и с непреодолимым любопытством стал рассматривать имение бывшего смертельного врага. Увидел светлеющий вдали замок, обширные покосные луга. В одном углу поля медленно брели и мирно щипали траву стреноженные лошади. За ними, как привязанные, вышагивали тонконогие жеребята. – Человек, за которого просил мастер Альба, – пояснила мне Кристина, – пасёт в моём имении лошадей. Прекрасные жеребята у них. В Плимуте – самые дорогие. Мы въехали в просторный двор. Сразу несколько слуг бросились выпрягать лошадей. Мы выбрались из кареты. Минуя гостиную, прошли в столовую-кухню. И здесь, сделав полной грудью вдох облегчения от наставшей, такой долгожданной минуты отдыха, я вздрогнул. Со стены на меня смотрел поясной портрет того, кто бесконечно долгие четыре минуты со скрежетом бросал в меня отточенное железо. Симеон с грохотом водрузил на широкую скамью свой сундучок. Припрыгала на костыльке Ксанфия. Кристина, увидев мой взгляд, с чувством сказала: – Этот портрет… Но она не успела закончить. Мы все вздрогнули от пронзительного, отчаянного, почти звериного визга Ксанфии. Вздрогнули, обернулись. Она, как и мы, глядела в портрет и исходила животным визгом, и личико её было белым. Испуганно спрыгнул с её рук и убежал под лавку цыплёнок. Кристина торопливо шагнула к ней, и она, как будто вспугнутая этим шагом, оборвала крик, дёрнулась и стремительно, падая через попавший под ногу костылёк, бросилась прятаться под ту же лавку. Там она забилась в угол, и глазами смертельно раненного котёнка глядела на нас и часто-часто дышала. – Что?! – крикнул я, падая на колени у лавки и вонзаясь взглядом в эти глаза. – Что?! Говори скорей, что?! – Скажи, миленькая! – с отчаянной тревогой в голосе просила и почти пролезшая под широкую лавку Кристина. – Пусть он не придёт!! – провизжала Ксанфия, умоляюще выставляя перед собой ладошки. – Пусть он не придёт!! – Кто же, кто? – быстро спрашивала Кристина. – Чей портрет, – дыша, как в лихорадке, сказала ей Ксанфия. – Чей портрет! И я молчал, окатываясь ледяным ознобом от понимания. А Кристина не понимала. И спрашивала: – Да почему? Да ты что? – Он мне ножку отрезал!! Кристина, выпрямившись, в предельном изумлении посмотрела на меня. Сказала: – Он на кого-то похож, да? Она перепутала? – Сядь, Кристина, – почти приказал я ей и подвинул стул. – Она не перепутала. – Что… вы… говорите!… – Если бы она приняла его за другого, её голос передал бы нам какую-то каплю сомнения. А в её голосе – ты слышала? – отчётливая нотка точного узнавания. Снова наклонившись под скамью, я проговорил: – Где я – там самое безопасное место. Ползи сюда, быстро! И протянул к ней руки. Секунду помедлив, малышка встала на четвереньки и стремительно проковыляла под лавкой ко мне. Я крепко прижал её, выпрямился. Подошёл к столу, сел на второй стул. Как можно спокойнее произнёс: – Он никогда, никогда больше не придёт. Сказать, почему? Я скажу. Потому что он умер. – Умер? – Да. Его больше нет. – И не придёт? – Не придёт. Никогда. Никогда! Верь мне. – Мистер Том… – дрожащим голосом произнесла Кристина. – Что это такое вы говорите? – Ты ведь верующая, Кристина? – О да… – Помнишь, в Библии сказано: «Нет ничего тайного, что однажды не стало бы явным»! – Но как… Это связано с… Вместо ответа я наклонился к Ксанфии и спросил: – Когда дядя Бэнсон привёз вас в кузню, где мы познакомились. Ты помнишь, что мне рассказала? Она судорожно кивнула. – Что тебе ножку отпилили? Значит, он был не один? – Трое, – прошептала малышка. – Ты можешь вспомнить, как остальные вот его называли? |