Книга По головам, страница 55 – Джордж МакМаннан

И пока женщины хлопотали по дому, некоторые из мужчин отправились по делам в ближайший город, некоторые, сбив в отары овец – на пастбища, а старики, по-молодецки надев каракулевые шапки на бок, сидели на добротно сколоченных лавках во дворах домов. Эти старцы-старейшины, ещё десятилетие назад почитаемые и уважаемые за приобретённую жизненную мудрость, сейчас превратились просто в дряблых стариков, к которым даже не прислушиваются. И старики, вот так сидя на лавках, между собой возмущались, что в последнее полное неразберихи и хаоса время даже почитаемые веками традиции Кавказа ставятся под сомнение в угоду меркантильным интересам, нарушая существовавший долгое время хрупкий баланс сил. Только вот возмущались они почти не слышно, ибо боялись.

В это утро глава тейпа Нальгиевых, Ваха, уже давно не молодых лет, но коренастый и на вид крепкого сложения чеченец, как всегда, вышел во двор своего дома и удобно устроился на лавке, предоставив себя теплым солнечным лучам. В его жизни, полной тревог и постоянного ожидания худшего, тепло солнечных лучей оставалось одной из немногих радостей. За время военных действий на Кавказе, начатых потому, что один амбициозный человек, которого, казалось, уже никто и не помнил, пожелал абсолютной власти и денег, Ваха забыл, что значит не бояться выйти в горы на охоту, по обычаям справить свадьбу, не запирать дом и с благодарностью Всевышнему принять гостя, не боясь последствий, он забыл все те мелочи, которые складывались в спокойную, размеренную и полную счастливой гармонии жизнь.

Когда две серебристые пятидверные «Нивы», стеной подняв придорожную пыль, резко затормозили у ворот дома, Ваха сразу понял, что приехали за ним. Он понимал, что рано или поздно это случится, ведь нельзя находиться между двух противоборствующих сторон и не быть втянутым в их «войну». Вопрос только в том, кто это: свои – бандиты без принципов и убеждений, прикрывающиеся Кораном ради власти и денег, или пришлые – военные, казавшиеся для Вахи не намного лучшими первых, но они хотя бы действовали, имея понятия морали и чести.

– Зарема! – Ваха громко позвал жену.

Полная женщина, одетая в хлопковое белое платье с длинными рукавами, подол которого скрывал ноги, и убранными под платок волосами, вышла во двор почти сразу.

– Уведи детей в дом, – спокойно сказал Ваха. – Если я сегодня не вернусь к вечеру, то собирай необходимые вещи и переезжай к сестре.

Массивная железная дверь ворот открылась, и во двор вошли пятеро людей без опознавательных знаков на военной форме.

«Пришлые».

– Ваха Нальгиев? – спросил один из вошедших.

Тот просто кивнул в ответ.

– Вы проедете с нами! – скомандовал военный.

Ваха, бросив короткий взгляд на жену, молча поднялся со скамейки и направился в сопровождении двух бойцов к стоявшим у ворот дома машинам.

* * *

ПВД 3 отдела СЗКСБТ УФСБ России по Чеченской Республике, вечер того же дня

Балакин, находившийся в допросной комнате во время разговора Вахи и Смирнитского, для себя решил, что его присутствие необходимо, дабы не дать полковнику сорваться и убить этого чеченца вопреки почтенному возрасту последнего.

Однако за всё время Смирнитский внешне казался совершенно невозмутимым: ни один мускул не дрогнул на его лице, а в голосе не сквозила ненависть, хотя перед ним сидел тот, кто продал его подчинённых, коллег. И это обстоятельство Балакина несколько напрягало.

– Я не жду, что ты воспримешь мои слова, полковник, – говорил Ваха, – в твоих глазах я предатель. Будь я на твоём месте, я бы поступил точно так же.

– Ты прав, – согласился Смирнитский, – я и не восприму.

– Ты не услышишь меня, я и не собираюсь убеждать тебя в чём-то. Я не вижу смысла в нашем разговоре.

Смирнитский ответил не сразу.

– Я готов выслушать, – сказал он, – расскажи мне: зачем?

Ваха сидел несвязанным на деревянном стуле за грубо сколоченным столом в импровизированной допросной комнате, которую соорудили на пункте временной дислокации после прокурорской проверки. Смирнитский ненавидел проверяющих всей душой за их пижонство и высокомерие.

– Если у тебя есть семья, – начал Ваха, – то, возможно, ты меня поймешь.

Смирнитский плотно сжал губы, а Балакин напрягся, тема семьи – это как балансирование на «грани фола».

– У меня большая семья, – говорил Ваха, – Аллах подарил мне пятерых замечательных детей, которые пока здравствуют.

Он акцентировал внимание на слове «пока».

– Вот только время нынче весьма неспокойное, – продолжал Ваха. – Ты, как человек военный, понимаешь, что нельзя соблюдать нейтралитет, находясь между двумя противоборствующими силами, так сказать, между «молотом и наковальней». Я и так очень долго старался быть в стороне.

– Но, в конечном итоге, ты принял решение встать не на сторону «хороших парней»? – спросил Смирнитский.

– А тебе не кажется, что в этой войне нет «хороших» и «плохих» парней? – вопросом на вопрос ответил Ваха. – Есть две стороны, которые отстаивают своё видение на будущее этой многострадальной республики.

Смирнитский хмыкнул.

– Над этим можно много рассуждать, но ответа мы так и не получим. А вот на мой вопрос ты не ответил.

– Представь, полковник, что в твой дом врывается грабитель и грозится убить семью, если ты не отдашь ему, скажем, все драгоценности. Как ты поступишь?

– Вероятнее всего, исполню требования, – ответил Смирнитский.

– Вот и я исполнил требование, – тяжело вздохнув, ответил Ваха.

«– … ты молодец, Ваха, – по-свойски хлопнул того по плечу Сулиман Гагкаев, – ты поступил правильно.

Ваха только кивнул в ответ. Он ненавидел амира Ножай-Юртовского района не только за преданные идеалы и традиции народа, к которому он принадлежал, но и за то предательство, а по иному Ваха это не мог назвать, которое ему пришлось совершить: выдать военных, обменять их жизни на жизнь членов семьи.

На въезде в селение Симсир стоял пятидверный военный УАЗик с простреленными колесами и выбитыми на боковых дверях окнами, а рядом с машиной лежали связанные три тела с мешками на головах.

– Эти неверные тут шакалили. Они подбирались всё ближе и становились реальной угрозой нашим планам, – презрительно бросил в их сторону Гагкаев. – И ты совершил богоугодное дело, Ваха, что рассказал нам о них.

«Иначе ты бы убил мою семью!» – подумал Ваха, но вслух сказал:

– Да, амир…»

– Стоило сообщить об этом нам, – вставил Балакин, когда Ваха рассказал о том, как Гагкаев вынудил сдать сотрудников. – Мы смогли бы защитить и тебя, и семью.

Ваха хмыкнул.

– Твоё государство даже тебя не может защитить. Куда уж до нас, простых смертных. Полковник, – обратился Ваха к Смирнитскому, – когда-то очень давно амбиции одного человека развязали на этой земле войну. По прошествии двадцати лет с её начала никто уже не знает, кто здесь воюет и за что. За что вот лично ты тут воюешь?