Онлайн книга «Возвращение»
|
Повисла неловкая пауза. Роот почувствовал, что голоден, и подумал, почему ему, во имя всего святого, ничего не предлагают. – Его отпускали на волю? – Он никогда не просился, – объяснил Бортсма. – А мы никого не принуждаем. Роот кивнул. О чем бы еще спросить? – Значит, у вас нет никаких подозрений… – сказал он задумчиво, – никаких идей, кто бы мог желать ему смерти? – А у вас есть? – спросил куратор. – Нет, – признался Роот. – И у нас нет, – сказал директор. – Ни малейшей догадки. Здесь он вообще ни с кем не общался. Ни по-хорошему, ни по-плохому… Видно, кто-то его поджидал. Роот вздохнул: – Видимо, так. – И на некоторое время замолчал. – Кстати, та женщина. Которая его навещала… в позапрошлом году… или когда там это было… Кто она? Бортсма, посмотрев на куратора, сказал: – Я не знаю. – И я не знаю, – добавил куратор. – Надо посмотреть в журналах, если интересно. – Почему бы нет? – согласился Роот. Две сотрудницы архива довольно долго искали нужную запись, но в конце концов им удалось ее найти. 5 июня 1992 года. Пятница. Анна Шмидт. – Адрес? – спросил Роот. – У нас его нет, – ответила та, что постарше. – Адрес не требуется. – Только имя? – Да. Роот вздохнул: – Как она выглядела? Обе пожали плечами: – Спросите об этом у охранников. – Можно узнать, кто в тот день дежурил и кто мог ее видеть? – Конечно. Это тоже оказалось небыстро. Но Роот хотя бы успел заглянуть в столовую и купить пару бутербродов с сыром, пока они искали нужные фамилии. – Вы Еммелин Вайгерс? – Да. – Вы дежурили пятого июня тысяча девятьсот девяносто второго года? – Да, наверное. – В тот день навестили Леопольда Верхавена. То есть это довольно-таки необычно. – Да. – Вы это помните? – Да, хорошо помню. – Но прошло почти два года. – Я помню, потому что навестили именно его. Мы даже говорили об этом. Он был немного… особенный, вы, наверное, слышали. – Его не навещали? – Никогда. – Вы можете описать посетительницу? – Боюсь, что не очень хорошо. Не помню точно. Довольно пожилая, во всяком случае. Около шестидесяти, наверное… болезненного вида. Она была с клюкой. – Вы бы ее узнали? Она немного подумала: – Нет, не думаю. Нет. – Сколько они разговаривали? – Точно не помню. Пятнадцать – двадцать минут, если не ошибаюсь. Не все время, это точно. – Все время? – Разрешается полчаса по правилам. – Не было ли чего-то особенного, чтобы вам вспомнилось, когда вы об этом думаете? Какой-нибудь детали или чего-то еще? Она подумала секунд десять. – Нет, – сказала она наконец. – Ничего. Роот поблагодарил и вышел. Еще полчаса у него ушло на то, чтобы выйти из учреждения и добраться до дома номер четыре по аллее Раутенс в самом городке Ульменталь. Он припарковался у белого домика. Собрался с мыслями, вышел из машины и направился к выложенным камнем воротам. Позвонил. – Да? – Господин Шервуз? – Да. – Меня зовут Роот. Криминальный инспектор Роот. Я звонил вам. – Входите. Или вы предпочитаете посидеть в саду? Погода сегодня хорошая. – Да, с удовольствием. – Красиво, когда цветут каштаны, – заметил Шервуз, наливая в два больших бокала пиво. – Да, – согласился Роот. – Очень. Они выпили. – Что там насчет Верхавена? – Вы дежурили, несли внешнюю вахту, как это называется, пятого июня тысяча девятьсот девяносто второго года. В тот день Верхавена навестила женщина. Конечно, прошло два года, но все же, может быть, вы ее помните? Шервуз сделал еще глоток: – Я именно об этом и подумал, когда вы позвонили. Она приехала на такси. Довольно пожилая. С трудом передвигалась… опиралась на костыли или на один костыль. Господи, это то, что мне запомнилось. Я могу ошибаться… вдруг это совсем другой человек? – Почему вы вообще ее запомнили? – Конечно потому, что она шла к нему. – Вот как. Вы ее раньше не видели? – Нет. – Не обратили внимания на что-нибудь еще? – Нет… не думаю. – Вы видели, как она уезжала? – Нет, должно быть, я сменился. По крайней мере, я не помню. – Вы бы ее узнали? – Нет, точно не узнал бы. Прошло несколько секунд. Потом Шервуз спросил с плохо скрываемым любопытством в голосе: – Что он наделал? – Ничего. Он мертв. Ужин в привокзальном ресторане не вызвал у Роота одобрения, и, когда он наконец снова сел за руль, уже начало смеркаться. «Да, сегодня от меня было много пользы, – подумал он. – Ну просто колоссально много». И когда он начал считать, сколько денег налогоплательщиков он потратил и сколько еще их будет потрачено в будущем на это сомнительное расследование, то заметил, что злится. Особенно при мысли, в какую сумму Леопольд Верхавен уже обошелся государственному бюджету. За всю свою жизнь. Убил двух женщин. Его ловили, два раза судили на очень громких процессах, а потом держали в тюрьме почти четверть века. А теперь нашелся кто-то, кто поставил на этом точку. Не лучше ли было бы, если бы полиция сразу сделала то же самое? Поставили бы точку. Или нарисовали прочерк и притворились, что никогда не находили расчлененного трупа в ковре. Кому нужно тратить столько сил, чтобы найти убийцу, который по какой-то необъяснимой причине решил прервать эту одинокую преступную жизнь? Черт возьми, кого волнует то, что Верхавен мертв? Есть хоть один такой человек? Кроме того, кто его убил, конечно. Роот в этом сомневался. Но где-то глубоко таились и другие мысли, возможно, что-то, почерпнутое им из Устава криминальной полиции, он точно не помнил, ведь они были смутны. Но их суть можно было выразить одной из формулировок Ван Вейтерена: |