Онлайн книга «Гусарский монастырь»
|
Вольную он сам, собственными руками, спрятал в книги, и она должна была сгореть вместе с ними и с домом. Если же она уцелела, значит, ее отыскала Людмила Марковна. Но ведь Лени при ней не было?! Кто же был с ней в кабинете и передал потом Лене документ? Степан Владимирович вдруг вспомнил, что при его бабушке безотлучно находилась приживалка, и его осенила мысль, что это она передала Лене бумагу и исчезнувшие деньги. Он пришел в ярость и приказал «притащить» к нему Марью Ивановну. Марья Ивановна прикатилась горошком. С самого возвращения из «счастливой» поездки в город она спала и видела, как бы поскорее расстаться с Баграмовым, но боязнь подозрений заставляла ее сидеть в нем. Зов барина встревожил ее, но она быстро овладела собой и явилась с умильным и улыбающимся лицом. — Ты была в моем кабинете с бабушкой? — спросил побуревший от злости и волнения Пентауров. — Я?! — Приживалка всплеснула руками и присела. — Да Господь разрази меня на этом месте! Они, покойница, одни туда ходили… — Врешь, дрянь!… — крикнул Степан Владимирович. — Ты вместе с ней украла вольную Леньки, ты, собачья рожа, передала ее ей! Марья Ивановна оскорбилась. — Я дворянка, Степан Владимирович, — возразила она. — Прошу вас не оскорблять меня: для каких-то девок я красть ничего не стану! — Врешь! Морду тебе изобью! — с пеною у рта закричал Пентауров, наступая на нее. Марья Ивановна попятилась к двери. — Этого не можете… я и сама дворянка!… Я производителю дворянства буду жаловаться. — К черту, к самому дьяволу иди! Вон сию же минуту! — занеистовствовал, топая ногами, Степан Владимирович. Приживалка выюркнула за дверь. — Не очень-то боюсь! — долетел оттуда ее голос. — Производитель дворянства мне знакомы! Пентауров поднял кулаки и бросился за нею; Марья Ивановна, визжа, как под ножом, с необычайной быстротой выскочила на двор. Пентауров остановился на крыльце, затем кинулся обратно в дом и, минуту спустя, из окна комнаты Марьи Ивановны вылетела пара ее башмаков, затем замелькали юбки, белье, платье; черною птицей вынесся и распластался на траве салоп, затем из окна показался край зеленого сундука и раскрасневшееся от натуги лицо барина; он сделал еще усилие, щеки его раздулись, что подушки, и тяжелый сундук каменной глыбой бухнулся оземь и раскололся пополам; все содержимое его: тряпки, банки, белье, пузырьки и всякая всячина — посыпалось во все стороны. Марья Ивановна впала в бешенство. — Жулик — сам вор — вольную украл!… Разбойник! Все взыщу через производителя! — подняв кулаки вверх и словно в приступе буйного помешательства, выплясывая танец диких, заголосила она среди дворни, высыпавшей со всех сторон и дивовавшейся на зрелище. — Лысый черт, жулябия! — прокричала она в заключение и пустилась бежать со двора, так как заметила, что ее враг метнулся из ее опустошенной комнаты в коридор, с тем, чтобы погнаться за нею. На бегу она нагнулась, подхватила подол платья, где были зашиты у нее благоприобретенные в Рязани деньги, и, убедившись, что они целы, понеслась на деревню. Степан Владимирович опомнился и потребовал к себе Маремьяна. — Желаешь получить вольную? — спросил он, как только тот показался на пороге кабинета. — Желаю-с… — произнес он, недоумевая, что все это значит. — Завтра же чтоб Ленька была у меня! — То есть как же это-с? — Маремьян окончательно спешил. — Как же, как же, а вот так же! — с сердцем воскликнул Пентауров. — Все вам разъясняй, ослам! На ручки возьми и принеси сюда из Рязани! Маремьян понял. — Тэк-с… — произнес он, переступив с ноги на ногу. — Скрасть, стало быть, ее требуется? — Разумеется. Вольную ее украла у меня и передала ей Марья Ивановна: я ее выгнал за это сейчас ко всем чертям. Ни лошадей давать, ни помогать этой паскуде чтоб никто не смел. — Слушаю-с! — А Леньке я покажу, как красть вольные! Она у меня попляшет! — Осмелюсь спросить, опосля что с ней делать будете? — Вышвырну — вот и конец! Маремьян отрицательно качнул головой. — Конца в этом, барин, не видать-с. Большая кляуза из того произойти может! — Вот еще? Из-за девки из-за простой? Да у нее никого и знакомых нет! — Найдутся-с… Кобельки-то около нее уже бегают. Первый Шилин, у которого она пристала: вредный мужчина-с! — Никого не боюсь! — гордо, выпятив грудь, заявил Пентауров. — Не дорос еще какой-то Шилин тягаться со мной! А выйдет что — денег не пожалею! Черт ее и все побери, а уж доеду ее! Завтра же чтоб была здесь! — Дозвольте доложить-с, не подойдет-с… по-старинному, разбоем брать не приходится — огласка на весь город выйдет! — И не делай огласки. — Значит, по тайности заманить ее надоть-с?… — Замани по тайности. — Время надобно-с! И еще дозвольте доложить, лучше сразу не предоставлять ее сюда: след явный очень будет. Лучше вам как бы совсем в сторонке быть-с… А через недельку, как позабудут о ней, мы вас с ней и познакомим-с! Пентауров сообразил, что план приказчика был и осторожнее, и лучше. — Ну что ж… — с гримасой неудовольствия сказал он, — сделай так!… — И он отпустил Маремьяна. Получить вольную было давней мечтой того. Еще при жизни Владимира Дмитриевича он прикопил порядочную сумму денег и рассчитывал выкупиться и выйти в купцы. Смерть Пентаурова задержала исполнение его желания, и внезапное предложение Степана Владимировича отпустить его даром очень пришлось по душе расчетливому приказчику. Шевельнулась было в нем при выходе из баграмовского дома совесть, но он сейчас же угомонил ее. «Пустое! — подумал он и даже слегка махнул рукой. — Отчего барину и не позабавиться?» В тот же день он выехал в Рязань и всю дорогу обдумывал, как бы так обтяпать дельце, чтобы, как бы ни повернулось оно, выйти самому сухим из воды. В Рязани имелась у него родственница — вдова мещанина, имевшая собственный домик, и мысли Маремьяна обратились сперва к ней: можно было заманить под каким-нибудь предлогом Леню к ней и там выдержать ее, сколько потребуется. Но план этот Маремьян сейчас же нашел неподходящим: девушка по освобождении от Пентаурова могла донести на эту женщину, и дело для нее и Маремьяна обернулось бы плохо. Увозить из города девушку не приходилось тоже: ее увидали бы все дворовые и инвалиды на заставе. — Куда же ее девать? Где спрятать? И вдруг Маремьяна осенило: он вспомнил, что в одном из глухих и запущенных углов парка находится большой, закрытый со всех сторон павильон, уже много лет не отпиравшийся и никем не посещавшийся. |