Онлайн книга «Идол прошедшего времени»
|
— Венера? — оторвался от книги Тарас. — Мраморная богиня? Хотите послушать, как Мережковский описывает прибытие в Россию статуи Венус, купленной в Италии по приказу Петра Первого? — И, не дожидаясь ответа, студент стал читать вслух: — «По морям и рекам, через горы и равнины, через русские бедные селения, дремучие леса и болота, всюду бережно хранимая волей царя, то качаясь на волнах, то на мягких пружинах, в своем темном ящике, как в колыбели или в гробу, совершала богиня далекое путешествие…» — Можно предположить, что такое же путешествие совершила и Венера из коллекции Неведомских, — заметил Кленский. — И так же освоилась здесь, под Мширой, среди «русских бедных селений, дремучих лесов и болот»… — «Все такая же, невинная и сладострастная, нагая и не стыдящаяся своей наготы, — подхватил, продолжил читать Тарас. — С того самого дня, как она вышла из тысячелетней могилы своей, шла она все дальше и дальше… из века в век, из народа в народ. Пока не достигла последних пределов земли, Гиперборейской Скифии, за которой уже нет ничего, кроме ночи и хаоса». — Насчет хаоса — это точно замечено, — вздохнул Филонов. — Однако попробуем разобраться… — Яша описывает в своей записной книжке дорогу к усадьбе Неведомского, — заметил Владислав Сергеевич. — Вы и сами, Дамиан, в этом убедились. Это не противоречит моей «версии». — Возможно… Возможно, ураган вырыл из глубокого ила Мутенки покоящийся там клад Неведомских. И унес, разбросал. Возможно, Яша случайно, бродя по лесу, наткнулся на обломок мраморной статуи из коллекции Неведомского, «вырытой» и разбросанной ураганом. А дальше… — Что же дальше? — Все довершило его больное воображение. Его и так сдвинутой психике достаточно было небольшого толчка. Дон Жуану вообще пятки хватало, чтобы довершить образ и составить полное представление о женщине. Очевидно, Нейланду хватило лодыжки, чтобы вообразить прекрасную Венеру. Мраморную богиню, влюблявшую в себя и прежде довольно регулярно ее обладателей, графов Неведомских… К несчастью, находка Нейланда совпала еще и с чтением Мериме. Бедняга сошел с ума. Влюбился в статую… Впрочем, Нейланду и сходить не надо было — он и так был сумасшедшим. — И что же? — Ну, и все. — Что — все? — Это тупиковая версия. — А я думаю иначе… — упрямо покачал головой Кленский. — Как человек с неустойчивой психикой, Яша, возможно, «улавливал» то, что не дается нам, нормальным и толстокожим… — То есть? — Они богини… Они мраморные. Но все равно они женщины, — пробормотал Владислав Сергеевич. — Поэтому хотят проверить свои чары, доказать свою власть. Я бы тоже захотел убежать на его месте. Яша хотел уехать! Но, очевидно, не смог. — Вы серьезно? — Ну, можете понимать это как метафору. Некто хотел бежать от своей блажи, от наваждения… Граф Неведомский тоже не просто увлекался коллекционированием античных скульптур. Он верил в чудодейственные силы и чары своих мраморов. — Так-так… А вы что, Вера Максимовна, думаете обо всем этом? — Филонов повернулся к «руководительнице юных археологов». — Хотите знать, что думают «нормальные и толстокожие»? — поинтересовалась Китаева. — Что ж… Говорят, один из Неведомских и правда был любителем всяких мистификаций и представлений на античные темы… Служил культу Венеры. Известно, что около принадлежавшей ему статуи этой богини всегда стоял треножник. Кстати, само название «Купель Венеры» сохранилось еще с тех времен, когда здесь была усадьба Неведомского. Речка протекала по его землям. И нимфы, и дриады тут у него бегали, и вакханки скакали… — Что касается дриад, поверьте, с ними шутки плохи… — вдруг вполне серьезно заметил Дамиану Тарас. — Неужели? — Ага… — Вы тоже меня мистифицируете? — Никто вас не мистифицирует, — вздохнул Кленский. — Неужели? — А гематомы на трупе, Дамиан? Что вы о них скажете?! — Только не надо больше про «каменные объятия», Владислав Сергеевич… У синяков бывает и иное происхождение. — Кстати, когда в России появились первые статуи античных богов… — вздохнул Тарас, — этих языческих кумиров и идолов восприняли как знак, возвещающий появление антихриста. — Даже так? — Белые черти… Так называли на Руси тогда этих Венер и Селен… * * * Дом и правда выглядел крайне мрачно. Как и предупреждал Дамиан. Кленский нерешительно подошел поближе… Сыщик прав: здесь может быть опасно… Заросли крапивы. Ядовитый борщевик в человеческий рост высотой… Это был настоящий деревенский дом. Из хлева, примыкающего к самому дому, доносились сопенье и хрюканье. Запах скотного двора. Однако сколько Кленский ни ждал, что за зеленой стеной крапивы и ядовитого борщевика кто-нибудь мелькнет, никого он так и не увидел. Никакого женского силуэта. Он уже собрался уходить, так и не решившись постучать в дверь, как… Некое солнечно-золотистое свечение в высокой траве, словно солнечный зайчик, пущенный зеркалом, привлекло его внимание. Кленский отодвинул траву… Перед ним на зеленом лужке сидел златокудрый малыш. И играл в какие-то золотистые странные игрушки. «Разве можно детям играть с такими острыми и опасными предметами?!» — испугался Кленский, глядя на эти игрушки. И вдруг вскрикнул и схватился за сердце. * * * — Что с вами? — испугалась Вера Максимовна, когда Кленский, держась за сердце, появился в лагере. — Сам не понимаю… — прошептал, морщась от боли, Кленский. — Может, сердечный приступ? — Да нет вроде бы… — Может, нитроглицеринчику? — Не знаю… Такая внезапная пронзительная боль! Впрочем, ничего, не волнуйтесь… Кажется, уже проходит. — Вот и хорошо… Кленский соврал: боль в сердце не проходила. Но ему отчего-то вовсе не хотелось избавляться от нее. Эта боль была не только мучительной, но и довольно приятной. — Вы видели когда-нибудь, Верочка, как женщина превращается в иву? — заметил Кленский, отстраняя протянутый ему Китаевой нитроглицерин. Вера Максимовна пожала плечами: — В иву? Прямо дриада какая-то… И где это такое вам примерещилось? — Возле Купели Венеры. — Вы, право, как наш Коля маленький… Он тоже утверждает, что видел какого-то белобрысого — или, как он говорит, златокудрого! — пухлого мальчишку, нагишом разгуливающего по лесу с луком и стрелами. — Китаева, отмахиваясь от ос, накрывала на стол, расставляла миски. — Златокудрый малыш? — оживился Кленский. — Как на картинах старых мастеров? Они, знаете ли, именно так и изображали Амура. |