Онлайн книга «Я исповедуюсь»
|
Бернат и Сара вежливо кивнули друг другу. – Что за дела с этой афишей… – произнес Адриа, обладавший удивительной способностью ляпнуть что-нибудь не к месту. Сара сделала неопределенный жест и уткнулась в программку. Сказала, не поднимая взгляда: – Как прошел твой концерт? – Тот, в Париже? – И, немного стыдясь, ответил: – Хорошо. Нормально прошел. – Ты все еще читаешь? – Да. А ты? Все еще рисуешь? – Да. У меня будет выставка. – Где? – В приходе церк… – Она улыбнулась. – Нет-нет. Не хочу, чтобы ты приходил. Не знаю, сказала она это искренне или пошутила. Адриа был так напряжен, что не осмелился на нее посмотреть – ограничился лишь робкой улыбкой. В зале начал гаснуть свет, зрители зааплодировали, и маэстро Толдра вышел на сцену. Услышав приближающиеся шаги, Ксения быстро перевела компьютер в режим сна, поднялась со стула и отошла к книжным полкам. И когда Бернат вошел в комнату, журналистка со скучающим видом рассматривала книжные полки. – Прошу прощения, – сказал он, убирая мобильный. – Что-то случилось? Он сделал кислую мину – стало понятно, что обсуждать это он не хочет. Они сели и несколько секунд сидели молча, чувствуя какую-то неловкость. Возможно, из-за нее они просто улыбались, не глядя друг на друга. – И как же себя чувствует музыкант, пишущий прозу? – спросила Ксения, кладя на круглый столик крошечный диктофон. Он смотрел на нее, но не видел, думая о быстром поцелуе прошлой ночью, так близко к губам. – Не знаю. Все приходит само собой, неожиданно. Это была большая ложь. Все происходило медленно и мучительно, подчиняясь капризу вдохновения. Хочется, чтобы все было быстро и сразу, но вот уже тридцать лет Бернат пишет, а Адриа тридцать лет говорит ему, что пишет он скучно, серо, предсказуемо, ни о чем. Нет, в самом деле это совершенно несущественные тексты, понимаешь? А если не хочешь меня понимать, то и черт с тобой. – И это все? – спросила Ксения, немного задетая. – Все приходит постепенно, естественно, само собой? И точка? Мне выключать диктофон? – Прости? – Где ты витаешь? – Я здесь, с тобой. – Нет. – Хорошо. Это постконцертная травма. – То есть? – Мне уже за шестьдесят, я скрипач-профессионал. Я знаю, что у меня хорошо получается, но играть в оркестре – значит быть пустым местом. Вот почему я хотел бы быть писателем. – Ты уже писатель. – Не такой, каким хотел бы быть. – Ты пишешь какую-нибудь новую вещь? – Нет. – Нет? – Нет. – А что? – Да так, ничего. – Что ты хочешь сказать этим «не такой, каким хотел бы быть»? – Что хотел бы, чтобы меня любили. – Но с твоей скрипкой… – Нас пятьдесят музыкантов на сцене. Я – не солист. – Но у тебя бывают и камерные концерты. – Иногда. – Почему ты не стал солистом? – Не все, кто хочет, могут ими стать. У меня не хватило ни дарования, ни сил, чтобы пробиться в солисты. А писатель – всегда солист. – Значит, дело в твоем эго? Бернат Пленса взял со стола диктофон, повертел в руках и, найдя кнопку, выключил его. Потом положил обратно на столешницу: я – полная посредственность. – Не верь идиотам, которые… – Эти идиоты любезно напоминают мне об этом через прессу. – Критики – сам знаешь кто… – Кто? – Педики. – Я серьезно говорю. – Теперь я понимаю, отчего ты психуешь по любому поводу. – О, ты переходишь в наступление? – Ты – перфекционист. А если ты не лучше всех, то впадаешь в уныние. Или требуешь от окружающих, чтобы они были совершенными. – Тебя Текла наняла? – Текла – запретная тема. – Что с тобой сегодня? – Хочу посмотреть на твою реакцию, – ответила Ксения. – Чтобы ты ответил на вопрос. – Какой вопрос? Бернат наблюдал, как Ксения вновь включает диктофон и аккуратно кладет на стол. – Так как себя ощущает музыкант, который занимается литературой? – повторила она. – Не знаю. Все приходит потихоньку. Но неизбежно. – Это ты уже говорил. Да, потому что все действительно происходит в час по чайной ложке. А желание писать – острое и мучительное. Бернат столько лет пишет, и столько лет Адриа говорит ему, что его писанина никому не интересна, она скучная, предсказуемая, пустая. На самом деле во всем виноват Адриа. – Знаешь, сейчас я очень близка к тому, чтобы прервать не только интервью, но и вообще любые отношения с тобой. Мне не нравятся невыносимые типы. Это первое и последнее предупреждение! Первый раз с момента их знакомства Бернат увидел в этих ясных глазах темную бурю. – Не выношу, когда веду себя так. Извини меня. – Мы можем работать? – Давай. И спасибо за предупреждение. – Первое и последнее. Я тебя люблю. И хочу быть самым лучшим – лишь бы иметь возможность видеть твои прекрасные глаза еще несколько часов. Я тебя люблю, повторил он. – Так как себя ощущает музыкант, который занимается литературой? Я влюблен в твое упрямство. – Он себя чувствует… Я себя чувствую… сразу в двух мирах. И мне сложно определить, к какому из них я принадлежу в большей степени. – А для тебя это имеет значение? – Не знаю… Дело в том… В тот вечер они не вызывали такси. Но спустя два дня Бернат Пленса собрался с духом и отправился с визитом к своему другу. Катерина, уже одетая, чтобы уходить, открыла ему дверь и, не дав ему опомниться, прошептала: он не в духе! – Что такое? |