Онлайн книга «Колесница времени»
|
— Гена поздно вернулся, да? — спросила она. — Хорошо, что у него служебная машина. А шофер твой покойный его тоже возил? — Фархад? Нет, он возил только меня. Он не каждый день работал. Я ведь не каждый день куда-то из дома выбираюсь. Раиса Павловна допила кофе. — Ну, я иду одеваться, — сказала она, — и вам советую одеться на реку как можно теплее. И вниз под брюки свои, джинсы, обязательно что-то шерстяное, а то застудитесь, потом век лечиться у гинеколога. А кому это надо? — Действительно, кому надо, — согласилась Женя, — наденем теплые колготки, тетя. — А у тети тоже служебная машина? — Катя продолжала гнуть свою линию — ей надо узнать подробности о жизни этого дома, относящиеся к профессии шофера. — Конечно, у нее есть. Но она сама водит хорошо. У нее тоже «Ауди». Более дорогую она не покупает, не желает упреков в роскоши от партийцев и тех, с кем работает. — Женя доела бутерброд. — Ну все, питайся, а потом одевайся тепло. — А где Данила? — Черт его знает. Он не завтракал. Наверное, бегает у реки. Ничего, как выезжать в яхт-клуб будем, он появится. В комнате своей Катя утеплилась: под брюки — шерстяные колготки, под куртку еще и жилетку-дутик. Река в ноябре — это вам тот еще экстрим. Она вышла во двор, услышав громкие голоса, — все собрались возле гаража. Герман Дорф выгнал на пятачок рядом с Катиным крошкой «Мерседесом» свой огромный внедорожник. И Данила появился — все в той же серой толстовке, правда, сверху накинул жилетку-дутик. — Загружайтесь, — скомандовал он. В машину к Герману сели Женя, Раиса Павловна и Катя. — А что, Гена с нами на реку не едет? — спросила она. — Нет, он дома с папой остается. — Женя покачала головой. Катя подумала — ах ты, парень, после такой бурной ночи не до реки уже, спать, спать тебя, мужичок, клонит. Все ясно с тобой. И тут же она вспомнила новости Лили Белоручки о том, что Геннадий знал Василия Саянова. Но что нам с Лилей дает этот факт? Многое и почти ничего одновременно, потому что расспрашивать сейчас Геннадия Савина об этом рано. Он и про шофера Фархада ничего не говорил. Точнее, они вообще не беседовали — так, пара фраз тогда в «Мэриотте», и сейчас — вежливый кивок-приветствие. Может, остаться и мне дома и попытаться разговорить его, подумала Катя. Но тут же решила — нет, Женя может неправильно понять. Здесь надо действовать очень осторожно. Они выехали за ворота. И Герман направился к шоссе. И почти сразу же их обогнал мотоциклист на ревущем «Харлее». Катя поняла, что это Данила и у него свой, индивидуальный транспорт. Яхт-клуб оказался местом пленительным и богатым. Катера у причалов… День выдался ясный, погожий, но такой холодный, что, кроме них, кажется, по Москве-реке не отваживался прокатиться никто. Ах нет, вон катер прошел, гоня волну. А вон моторная лодка. Плавсредство — так Герман именовал свой катер — оказалось белым как снег, небольшим, вроде бы удобным, однако… На катере Катя поняла, что не только что-то там узнавать, допытываться насчет убийства, но и просто разговаривать нормально практически невозможно. Мотор урчал, ветер свистел в ушах, то и дело из-за борта обдавало ледяной водой, и они с Женей дружно визжали. Раиса Павловна — раскрасневшаяся от ветра, помолодевшая, угнездилась на корме. Катером Герман Дорф управлял лихо, по-пиратски. Данила был у него на подхвате. Они прокатились до самого Серебряного Бора и дальше, дальше, дальше. Ноябрьский день на реке. Солнце и холод. Катя вся окоченела. И вот они повернули назад. В яхт-клуб попали только к пяти часам. Ввалились все красные, охрипшие в кают-компанию. Герман пошел на ресепшн оплачивать какие-то счета. А они все жадно пили горячий чай, его принес смотритель яхт-клуба. Когда на машине вернулись домой, Катя рухнула на постель. И подумала: никакая сила не заставит меня сегодня спуститься вниз. Но потом она снова пошла под горячий душ. А через десять минут, завернувшись в махровое полотенце, уже красилась перед зеркалом. Вечернее платье, что она взяла с собой, висело на плечиках на шкафу. Внизу в столовой накрывали большой парадный ужин. И когда Катя спустилась вниз, она поняла, что поступила правильно, одевшись нарядно. Женя тоже вышла к столу в вечернем платье, Раиса Павловна — в синем, строгого классического стиля. И, как всегда, на шее — ее излюбленный жемчуг, только сейчас более дорогой и крупный. Мужчины в столовой окружали сервировочный столик. В костюме — один лишь Геннадий Савин. Данила и Герман Дорф без пиджаков, в белых рубашках. И только Петр Алексеевич в своем инвалидном кресле одет по-домашнему, правда, поверх рубашки вместо свитера он надел бархатную куртку с атласными лацканами. Стол — скатерть-самобранка. Но, как Катя успела заметить, все эти блюда не домашнего приготовления, а заказ из ресторана. Надо лишь достать из коробок, что-то разогреть и сервировать. Этим, видно, и занималась горничная-филиппинка. Ее опять нет — сделала свою работу и исчезла. На столе очень много хрусталя и совсем нет цветов, потому что еда занимает всю площадь большого стола. Жареные перепелки… Гусь, обложенный яблоками… Салаты, зелень… Закуски… Молочный поросенок… Катя отчего-то обрадовалась тому, что ее усадили подальше от него. Запеченный поросенок напоминал трупик. И корочка румяная, и веточка петрушки во рту. Но нет сил смотреть на эти закрытые поросячьи глазки. Мертвые… А когда в середине ужина Женя по просьбе Петра Алексеевича, вооружившись разделочным ножом и вилкой, начала буквально отпиливать голову поросенку, Катя невольно опустила глаза, уставилась на белоснежную крахмальную скатерть. Ну чего ты? Чего, в самом деле? Это же семейный ужин… Это еда… Как-то не вязался этот вот разделочный нож, отсекающий поросенку рыльце, с алмазными серьгами, поблескивавшими в ушах подруги, с ее хрупкими обнаженными плечами, с ее чудесным платьем. Сначала все говорили только о прогулке по реке на катере. Делились впечатлениями, как же это здорово, свежо. Как все продрогли на ветру, но не сдались и не ныли. Как это вообще прекрасно — иметь быстроходный катер. — На какие шиши купил, Геша? — спросил Данила. — Копилку разбил. — Герман с аппетитом поглощал маленьких перепелов. — Пиарщикам сейчас денег не жалеют. — Данила встал и, как официант, начал подливать всем в бокалы вина. |