Онлайн книга «Санкта-Психо»
|
– Это не мое. Я снимаю квартиру. Контракт второй руки. – Понятно… – Реттиг сел на диван. – У тебя здесь и ударная установка… Играешь? – Так, немного… – Здорово… – Он поднял указательный палец, будто его посетила внезапная мысль. – Можем объединиться… Наш ударник только что сделался папашей и все время пропускает репетиции. – Ну что ж… – Ян не стал обдумывать предложение – оно ему показалось заманчивым. – Конечно, ритм держать могу, но… я не особенно хорошо играю. – Или чересчур скромен, – коротко рассмеялся Парс. – Но попробовать-то можно? Он залез в пакет и достал дымящийся кебаб в булке, завернутой в фольгу. – Хочешь? – Реттиг очевидно голоден. Даже глаза заблестели. – Нет… ешь на здоровье. Ян запер входную дверь: – А как ты узнал, где я живу? – Посмотрел в больничном компе. Там адреса всех служащих. – Реттиг откусил большой кусок. – Ну и как ты там… в садике? – Хорошо… только это не садик. Подготовительная школа. – Ладно, ладно… и как ты там, в подготовительной школе? Ян помолчал, потом спросил: – А ты в самом деле работаешь в Санкта-Патриции? – Конечно. Четыре ночи в неделю, остальное время свободен. Тусуюсь с «Богемос». – И ты там охранник? – Мы предпочитаем слово «санитар». Я работаю больных, а не против. Очень мирная публика. Большинство, по крайней мере. – И часто ты с ними встречаешься? – Каждый день. Вернее, каждую ночь. – И знаешь, как кого зовут? – Большинство – да… – Реттиг откусил кебаб, – но все время появляются новые. Кто-то уходит, кто-то приходит на его место. – Но старожилов-то… если можно так сказать… старожилов… ты, наверное, знаешь, правда? Реттиг предостерегающе поднял руку: – Не все сразу. Мы можем, конечно, поговорить о наших гостях, но сначала… сначала ты должен определиться. – Определиться… с чем я должен определиться? – Хочешь ли ты нам помогать. Ян отошел к стене: – Тогда расскажи чуть побольше… «У Билла» ты намекнул что-то насчет запретов… Реттиг кивнул: – Об этом и речь. В Патриции – жуткая бюрократия. Особенно в закрытых отделениях. Там управляет денбез. – Денбез… – Ян вспомнил, что он сам дошел до этого дурацкого сокращения. Ночбез – денбез. – Твои коллеги в дневное время? Дневная безопасность? – Йепп. – Реттиг завел глаза к потолку. – Больные не имеют права писать, кому хотят, их почта проверяется. Им нельзя смотреть ТВ, нельзя слушать радио, их все время обыскивают. Ян понимающе кивнул – он вспомнил, как проверяли его сумку на входе, когда он приехал в первый раз. – Люди устают. Просто-напросто устают от постоянного контроля. Мы с ребятами много об этом говорим. Спокойные больные имеют право на контакт с окружающим миром. – Ты так думаешь? – Хотя бы через письма… им же пишут письма. Родители, друзья, сестры и братья. Но денбез перехватывает письма. Или вскрывает… перлюстрирует, говоря по-научному… Нам нужна твоя помощь. – А что я могу сделать? – Ян внимательно посмотрел на Реттига. – Никто из подготовительной школы не имеет доступа в больницу. – Как это не имеет? – быстро спросил Реттиг. – Ты имеешь, Ян… ты и твои дети. Он ждет возражений, но Ян молчит. – Вы имеете право входа в комнату свиданий фактически бесконтрольно… там нет ни камер, ни проверок. А по ночам в комнате никого. Туда может прийти кто угодно и спрятать где-нибудь пачку писем… писем, которые я могу захватить и пронести в больницу. Ян быстро оглянулся – ему показалось, что за спиной у него стоит доктор Хёгсмед. – А письма? Откуда приходят письма? – Оттуда, где их пишут, – пожал плечами Реттиг. – Пачки писем приходят каждый день. Большинство скрывают от больных. Но у меня есть приятель на почте, он работает на сортировке. Здесь, в городе. Он уже начал откладывать письма… он их не читает, конечно, но принцип простой: письмо написано от руки и адресовано в клинику Санкта-Патриция. Откладывает, а потом передает их мне. – Реттиг довольно улыбнулся, но Ян не стал улыбаться в ответ. – Но я сам не могу ничего пронести в больницу. Нас проверяют. – То есть содержание этих писем неизвестно? Вы не знаете, что в них? – Как это не знаем… Бумага. Бумага со словами. Обычные письма. Ян посмотрел на него долгим взглядом: – Я не связываюсь с наркотой. – О чем ты? Никакой наркоты. Ничего противозаконного. – Но вы нарушаете правила. – Да… но Махатма Ганди тоже нарушал правила. В благих целях. Они помолчали. Ян прокашлялся. – Можешь рассказать о ваших больных? – Каких именно? Ян не хотел называть имя Рами. Не сразу. – Я видел на территории старую женщину… седая, в черном пальто. Она сгребала листья за оградой. Она пациентка или работает у вас? Улыбка исчезла с лица Реттига. – Пациентка. И она не такая старая, как может показаться. – А потом стояла и смотрела на детей. – Она только этим и занимается. С тех пор как организовали ваш… вашу подготовительную школу. Как только ее выпускают во двор, сразу идет к ограде и смотрит. – Любит детей? Реттиг помолчал. – У нее было трое. Была замужем за картофелеводом в Блекинге… лет двадцать пять назад. Муж ее по пятницам уезжал в город – на переговоры с заказчиками. Но в один прекрасный день Маргит узнала, что он снимает комнату в гостинице и там встречается с любовницей… а может, и не с одной. И тогда она достала из шкафа его двустволку. – Поехала в гостиницу и застрелила мужа? – предположил Ян. – Нет… – Реттиг покачал головой. – Она вывела детей во двор и застрелила их. Двумя выстрелами уложила старших, а потом перезарядила ружье и застрелила младшего… С тех самых пор она за решеткой. Он замолчал. И Ян не знал, что на это сказать. Хотел сказать – прямо как Медея, но воздержался. Реттиг доел свой кебаб. Он встряхнулся, словно хотел поскорее забыть неприятное воспоминание, и продолжил: – Не волнуйся. Маргит никакой опасности для твоих малышей не представляет… Она не имеет права встречаться с детьми. – Я не уверен, что хотел все это узнать. – Но узнал, – тихо заключил Реттиг. – Есть много такого, чего люди не хотели бы знать о своих ближних… Я, например, знаю слишком много. |