Книга Ржавчина. Пыль дорог, страница 8 – Екатерина Кузьменко

– То, что волк вышел из леса, да еще так близко к одной из баз, тревожный признак. Думаю, потому полковник и обратился к вам, – Рин теребит кончик перекинутой на грудь косы. Профессор хмурится, его благодушие как ветром сдуло.

– Значит, результаты исследования нужны как можно скорее, я правильно понимаю? Хоть одну живую особь бы для анализов. Нет, я не дурак, чтобы думать, что их можно легко и без жертв поймать. Но в таких случаях положено отмечать миграции, ареалы обитания и еще много факторов. Нужны полевые исследования.

– С этим будут проблемы. С исследованиями на «диких» территориях. Там есть вещи опаснее волков. И куда менее подчиненные логике.

– Молодой человек, так вы чистильщик?

– Мы оба, – отзывается Рин, демонстрируя выцветшую черную повязку на рукаве – единственный положенный нам знак отличия. – Почему это вас так удивляет?

– Если честно, я представлял вас несколько иначе.

Кем-то вроде элитного спецподразделения.

Ага, если бы.

– Внешность обманчива. – Рин пересекает маленький кабинет и берет со стола раскрытый на чистой странице блокнот. – Что именно о волках вас интересует? Тут два живых свидетеля…

Рин

– Вам никогда не приходило в голову, что вы особые люди? – спрашивает профессор, отставив в сторону чашку.

Стихийный сбор информации перешел с столь же стихийное чаепитие.

– Чем именно особые? – Дэй безмятежно щурится на солнце за полуподвальным окном. При нашей работе начинаешь ценить каждую минуту покоя.

– Вы приходите в новый район, а творится там не пойми что…

– Вообще-то да. Спасибо, если дождь сверху вниз идет, – я честно пытаюсь понять, куда он клонит. О том, как приходится работать на неисследованных территориях, мало кто знает, кроме самих чистильщиков. Знают военные, читающие наши отчеты. Всем прочим в отсутствие газет и телевидения приходится довольствоваться слухами. Этот способ передачи информации пережил конец света и, кажется, переживет века.

– Вот. А вы приходите, исследуете, наносите на карту…

– Стреляем, – добавляет Дэй, не меняя интонации.

– Стреляете. После вас приходят те, кто восстанавливает дороги и коммуникации, помогает выжившим, если они есть. Район заселяется. И странности уходят. Вы же мир заново творите! Меняете так, что он становится нормальным и привычным. А захотели бы – могли солнце зеленым сделать или доисторических животных развести.

Хм. Подозреваю, у любой изменчивости есть свои пределы. Но у профессора горят глаза, он готов с жаром отстаивать новую гипотезу. И мне вдруг становится жалко лишать пожилого уже человека им самим созданной сказки.

– Нет уж, спасибо, – Дэя перспектива явно не впечатлила. – Мы лучше сделаем мир безопасным. Для всех. Ну, кроме идиотов, сующих пальцы в розетку или не ставящих оружие на предохранитель.

– Эмоционально. Скажите, Дэй, сколько вам лет?

– Двадцать три года.

У нас разница в возрасте – всего несколько месяцев. Мало кто верит, а тот, кто верит, обычно жалеет, что мы родились не в один день. Просто так, для полноты сходства.

– Я думал, меньше. Чем опаснее эпоха, тем раньше взрослеют люди. Напомнило мне это одну старую историю… Слышали когда-нибудь легенду об ахан?

– О ком? – переспросил Дэй, на секунду опередив меня. Какие-то магические существа, если ничего не путаю.

– Ахан. Детях, рожденных смертными женщинами от существ из Иного мира.

Точно! Мифологическая энциклопедия – большая, в плотном черном переплете, с верхней полки родительского книжного шкафа. Кажется, к этой статье еще прилагалась картинка с черноволосым всадником в алых доспехах. Цвета запекшейся крови.

– Что-то такое было, – вспоминаю я. – Про Тайрина Черного Стрелка говорили, что он из рода ахан, но за точность цитаты не ручаюсь и ссылку на академическое издание старинных баллад не дам.

– И кому же отцы ходили бить морды за позор дочерей? – заинтересовался Дэй. – Что? Я просто сочувствую бедным демонам.

– Обычно – соседскому парню, – профессор остался невозмутим. – Ахан не всегда рождались в первом поколении. Иногда проходило много лет, а потом вдруг в обычной семье в законном браке появлялся ребенок, не похожий ни на мать, ни на отца. Кровь жителей волшебного мира может спать очень долго…

– И что с ними делали? – когда-то я много читала об обычаях Темных веков, и они не отличались гуманностью. Четвертование, колесование… А уж если сделать скидку на неизбежную романтизацию эпохи авторами подростковых приключенческих книжек, в сухом остатке получается на редкость мало приятного.

– Иногда убивали. Иногда они становились деревенскими знахарями или колдунами. Второе даже чаще, потому что крестьяне предпочитали не портить отношения с магической родней. Ну и вечный деревенский прагматизм: пусть уж хоть на что-то сгодятся. «Дети ночи и тумана, пьющие лунный свет», – процитировал профессор. – Правда, красиво? Так вот, в некоторых регионах верили, что ахан рождаются перед серьезными потрясениями. Войнами, эпидемиями. Что их появление как-то уравновешивает надвигающуюся беду.

Это еще одна причина, почему их редко убивали, хотя желающих иметь с ними дело было немного.

Интересно, а какой-нибудь заковыристый способ убить на всякий случай придумали? Наверняка был. Причем именно такой, чтобы ни убийцу, ни всю деревню не зацепило посмертным проклятием. Брр, что-то я не хочу об этом думать.

– И вы хотите сказать, что чистильщики – кто-то вроде ахан? – я качаю головой. – Не сходится. Во-первых, далеко не все из нас встретили катастрофу юными.

Так что пункт «рожденные незадолго до страшных со бытий» не проходит. А в изменении мира, пожалуй, есть доля истины. Но, думаю, волшебной крови для этого было бы маловато. Нужно, скорее, понимание того, что вещи иногда не такие, какими кажутся. И желание что-то исправить.

Когда мы выходим от профессора, у нас еще остается время до получения груза.

– Может, поедим нормально? – предлагает Дэй. – Чай – это, конечно, хорошо, но хотелось бы чего-то посущественнее.

– Ну, пошли, – перед уходом я пообещала Гаэнару, что буду отсылать ему любую информацию, связанную с волками, и теперь прикидываю, с кем из наших будет лучше поговорить. Здравствуйте, подзабытые со школы дневники наблюдений, сравнительные таблицы и прочий аналитический материал.

Дэй лезет в карман за карточками на питание.

Столовую мы находим ближе к центру, в помещении бывшего бара. Вывеска с наполовину разбитыми, наполовину сгоревшими лампами все еще украшает фасад здания. Дэй вдруг оглядывается через плечо.

– Подожди меня внутри. Я сейчас.

Аэй

Говорят, когда-то в этом парке в центре Столицы назначали свидания влюбленные. Большой стенд в центре тоже был поставлен для них. Раньше там оставляли открытки с признаниями и договаривались о встрече. Теперь – писали записки для потерянных друзей, родных, сослуживцев. Когда не помогали хаотично вывезенные архивы, люди шли сюда, храня хрупкую надежду, что близкий человек жив, что однажды его занесет в Столицу.