Книга Врата Мёртвого Дома, страница 159 – Стивен Эриксон

От мыслей Дукера отвлёк капитан Сон:

— Поехали обратно со мной, дед. Хочу тебе кое-что показать.

— Ну, что ещё?

Ухмылка Сна на красном, изуродованном лице была жуткой.

— Терпение, прошу тебя.

— Да уж, этого добра мне не занимать, капитан.

Жду смерти, и так давно жду.

Сон явно правильно понял замечание Дукера. Он прищурил единственный глаза, глядя на северо-запад, где находилась армия Корболо Дома — всего в трёх днях пути отсюда, и разрыв быстро сокращался.

— Это официальная просьба, историк.

— Хорошо. Тогда веди.

Колтейн, Бальт и Сормо съехали на торговую дорогу. В передовых частях Седьмой послышались крики: сержанты отдавали приказы, готовясь покинуть Имперский тракт. Дукер заметил, что перед тремя виканцами бежит Кривой. Куда они, туда и пёс. Вот уж и вправду подходящее прозвище нам досталось.

— Как дела у капрала? — поинтересовался Сон, пока они скакали по узкой полосе к роте морпехов.

Дукер нахмурился. Лист был ранен на Гэлоровой гряде.

— Лечится. Целителям тяжело — они измотаны, капитан.

— Да.

— Они столько взяли от своих Путей, что истощили собственные тела: я видел, как рука одного целителя сломалась, будто веточка, когда он попытался поднять котёл у костра. Это меня напугало больше, чем всё, что я видел прежде, капитан.

Солдат теребил повязку, прикрывавшую выбитый глаз.

— В этом ты не одинок, дед.

Дукер замолчал. Сна едва не погубила септическая инфекция. Доспехи скрывали то, как он исхудал, а шрамы на лице придали ему такое жуткое выражение, что незнакомцы вздрагивали. Худов дух, не только незнакомцы. Если есть лицо у Собачьей цепи, то это лицо Сна.

Они скакали между отрядами солдат, улыбались выкрикам и мрачным шуточкам, хотя улыбка Дукера была натянутой. Хорошо, что поднялся боевой дух, отступила странная меланхолия, которую принесла победа, но призрак будущего маячил впереди с чудовищной неотвратимостью. Историк чувствовал, что и сам проваливается в отчаяние, ибо давно утратил способность утешаться слепой верой.

Капитан снова заговорил:

— Лес за рекой, что ты о нём знаешь?

— Старые кедры, — ответил Дукер. — Источник славы корабельщиков Убарида. Когда-то он покрывал оба берега реки Ватар, теперь остался только на юге, но и там прижался к бухте.

— Эти идиоты не побеспокоились высадить саженцы?

— Несколько попыток было, когда угроза стала всем очевидна, но пастухи уже захватили землю. Козы, капитан. Козы способны превратить райский сад в пустыню за считаные годы. Они едят побеги, обдирают кору со стволов, чем губят деревья не хуже пожара. Но в верхнем течении лес ещё силён, мы по нему будем идти неделю, если не больше.

— Говорят, что так. Ну, хоть тенёк будет…

Неделю, если не больше. А скорее — вечность. Как Колтейн собирается защищать огромную, длинную колонну в лесу, где засаду можно устроить где угодно, где всадники не сумеют развернуться и ответить на удар быстро и слаженно? Как по мне, зря Сульмар боится пустошей за лесом. Интересно, я один так думаю?

Они ехали между повозками с ранеными солдатами. Воздух здесь был насыщен вонью гниющей плоти, в которой исцеление магической силой не смогло одолеть инфекцию. Солдаты бредили в лихорадке, жар распахивал перед их разумом бессчётные двери в другие миры — из этого кошмарного мира в неисчислимое множество других. И только дар Худа дарует облегчение…

Слева по плоской равнине двигались в густых тучах пыли тающие стада коров и коз.

По краям их стерегли виканские собаки и всадники клана Куницы. Всех животных забьют у реки Ватар, поскольку в пустошах за лесом для них не будет корма. Ибо там нет никаких духов земли.

Глядя на стадо, историк задумался. Эти животные шли за ними шаг в шаг по этому гибельному для души пути. Месяц за месяцем терпели те же страдания. У нас с ними общее проклятье — желание жить. Судьба бессловесных тварей была решена, но, к счастью, они об этом не знали. Но даже это изменится в последние мгновения. Даже самые глупые звери, похоже, предчувствуют свою близкую гибель. Худ дарует всякому живому существу понимание в самом конце. Разве это милосердно?

— У лошади кровь почернела в жилах, — сказал вдруг Сон.

Дукер кивнул, ему не нужно было спрашивать, о какой лошади идёт речь. Она вынесла всех, такая бешеная трата жизненной силы просто выжгла её изнутри. От этих мыслей все слова смолкли, осталась только чистая боль.

— Говорят, — продолжил Сон, — у них теперь ладони чёрные. Меченые — навсегда.

Как и я сам. Дукер подумал о Нихиле и Бездне, двух детях, которые лежали, свернувшись в позе зародыша, под крышей своего фургона, в окружении безмолвных родичей. Виканцы знают, что за дар силы всегда приходится платить. Знают достаточно, чтобы не завидовать избранным среди своего народа, ибо сила — никогда не игра, а сияющие знамёна никогда не возносятся к славе и богатству. Они ничего не скрывают под масками, и потому все мы видим то, чего не хотели бы видеть: сила жестока, тверда, как железо и кость, и она питается разрушением.

— Что-то я начал часто молчать, точно как ты, дед, — тихо проговорил Сон.

Дукер снова смог только кивнуть в ответ.

— Прямо с нетерпением жду Корболо Дома. Конца. Я уже не способен увидеть то, что видит Колтейн, историк.

— В самом деле? — спросил Дукер и перехватил взгляд капитана. — Ты уверен, что он видит не то, что видишь ты, Сон?

На изуродованном лице проступило смятение.

— Я боюсь, — продолжил Дукер, — что молчание Кулака больше не говорит о победе.

— Как и твоё растущее молчание.

Историк пожал плечами. Целый континент гонится за нами. Мы не должны были дожить до этого дня. И больше я ничего не могу придумать, эта истина меня раздавила. Все летописи, которые я читал… все были одержимы войной с интеллектуальной точки зрения: бесконечным перерисовыванием карт и границ. Героические атаки и сокрушительные поражения. Все мы — лишь судороги страдания в реке боли. Худов дух, старик, твои слова даже тебя самого уже утомили — зачем мучить ими других?

— Надо перестать думать, — заявил Сон. — От мыслей уже никакого проку. Мы теперь просто существуем. Посмотри на животных. Мы — такие же, ты да я, такие же, как они. Ковыляем под солнцем, а нас гонят и гонят к месту забоя.

Дукер покачал головой.

— Наше проклятье в том, что не ведаем блаженства безмысленности, капитан. В этом, боюсь, ты не найдёшь спасения.

— Да не нужно мне спасение! — прорычал Сон. — Просто, чтобы не сдаваться.

Они подъехали к роте морпехов. Среди пехотинцев Седьмой стояла группа сумбурно вооружённых мужчин и женщин — всего человек пятьдесят. Они с ожиданием посмотрели на Сна и Дукера.