Книга Сожители. Опыт кокетливого детектива, страница 59 – Константин Кропоткин

По утвержденному плану Волкову – то есть мне – полагалось самое волчье время – ноябрь-месяц.

В другой день, в другой раз я б на это обстоятельство внимания не обратил, но тогда показалось, что на меня ополчился буквально весь мир – состояние для меня не новое, приступы панического ужаса случаются со мной примерно раз в десять лет: кажется, что сдвигаются вокруг стены – задавить, сплющить норовят – и ничего невозможно поделать….

Я вернулся на свое место у окна, начал тюкать по клавишам, пытаясь работать и не задохнуться – мне не хватало воздуха. Свежего чистого воздуха. Я почувствовал как грязно все вокруг, как серо – нехорошо, подло, вредно для организма.

– Пойдем покурим, – предложил мне кто-то.

– Больше не курю, – ответил я, и, вначале произнеся, потом лишь сообразил, что именно так мне следует поступить. Если вокруг меня столько грязи, зачем себя наполнять ею еще и себя?

Хватит!

– В спортзал ходишь, – вякнул из своего угла Финикеев, – Курить бросил. Стринги-то носишь уже, – он издал что-то вроде «хе-хе».

Не сразу я понял, что имеет ввиду сальный коллега, а поняв, ничего не ответил, только дальше – наверное, немного побойчей – заколотил по клавишам. Смотреть на Финикеева не было нужды – я отчетливо видел, как блестит его нос, похожий на рыло, как бликуют дымчатые очки, изготовленные, наверное, в прошлом веке, как висит серо-коричневым мешком одежда на его бесконечно длинном костлявом теле.

Финикеев – человек-копоть. Тюк-тюк.

Как интересно устроена человеческая психика: я прилежно составлял вопросы для интервью, сверялся с интернет-источниками, кое-что даже с английского перевел, но, как только Финикеев взялся за свой разбухший портфель (а с ним он никогда не расстается), тут же принял боевую стойку – словно все это время не спускал с него глаз.

Он встал и вышел. Вышел и я.

Он направился не к выходу, а в туалет – в конце коридора, что задачу мне только облегчало (понимал ли я свою задачу, когда следовал за ним, когда глядел ему в тощий согбенный хребет?)

В туалете, пока он сидел в одной из кабинок, я мыл руки. Я их очень честно мыл – умывал, если точнее.

Я выключил воду, едва Финикеев вышел.

– Все получилось? – спросил я, оборачиваясь.

Финикеев не ответил, только попытался пройти мимо.

– А ручки помыть не хочешь? Полезно руки в чистоте держать, тебя мама не учила?

Глядя на Финикеева вблизи, я подумал, что нос у него, торчащий из-под безглазых дымчатых очков, действительно смахивает на аккуратное рыльце. Две черные дыры глядели на мир в упор, придавая лицу Финикеева выражение отчетливо свинское.

Я загородил ему дверь, встряхнул ладонями, избавляясь от влаги. Так делают перед операцией врачи.

– А знаешь, что такое модель «рубильник»?

– Нет, – он шагнул в одну сторону, пытаясь обойти, – А что? – шаг в другую и тоже безуспешно.

– Рубильник – это вздернутый носик, увеличенный во много раз.

Он попытался меня оттолкнуть, но я был сильней – я оттеснил его к стене, положил ему на шею обе руки (от неожиданности Финикеев осел, мне даже тянуться не пришлось) и, чувствуя, как забился птицей под ладонью его острый кадык, стал слегка на него нажимать.

Я был аккуратен с Финикеевым. Я был с ним почти нежен. Я лишь чуть-чуть примял ему горло, да постучал облезлым его затылком о замызганный туалетный кафель; я лишь ласково сообщил Финикееву, каким образом распоряжусь его задницей, если он не научится хорошим манерам. Тюк-тюк – мягко вдалбливал я, глядя ему в чуть отъехавшие очки-хамелеоны, – тюк-тюк.

Финикеев выронил портфель – нутро портфеля раззявилось, и наружу вывалилось всякое барахло, главным образом бумажное, пестрое…. Среди всего прочего там были и журналы, похожие на рекламу котлет и окорочков..

Я разжал руки, с брезгливостью осознав, что за пятна украшают потертую крышку финикеевского портфеля.

– А дома-то нельзя этим заниматься? Непременно на работе надо?

Ни слова не говоря, Финикеев ринулся вон.

Улетучилась и моя злость. Я совершенно успокоился – я даже нашел в себе силы побросать замурзанное барахло назад в портфель и поставить его рядом с мусорным ведром.

Некоторые понимают вежливость, как слабость, а грубость – как руководство к действию. Покинув туалет, Финикеев отправился в отдел кадров и, в точности следуя моим рекомендациям, сообщил, что готов с Волковым на обмен: он, Финикеев, пойдет в отпуск осенью, а Волков пусть хоть сейчас отправляется. «Ему голову лечить надо», – добавил от себя любезный коллега.

Два дня спустя мы с Кирычем любовались на памятник Колумбу в портовом городе Барселона.

Полезно иметь врагов: если знаешь, как с ними обращаться, то они могут быть заботливей родной мамы….

– …а знаешь, если бы я писал детектив, то убийцей сделал бы себя самого, – сказал я. Мы с Кирычем пересели из электрички в такси, и теперь оно с натугой везло нас домой сквозь чадные городские пробки.

– Почему? Потому что меньше всего похож?

– Потому что все сходится. У меня был нервный стресс. Если развить эту мысль, то я мог бы в припадке лунатизма отправиться к Андрюшке и жахнуть его чем-нибудь тяжеленьким по башке.

Говорили мы вполголоса, хотя могли бы и орать – таксист упоенно слушал по радио что-то дребезгливо-воющее.

– Маловероятно, – покачал головой Кирыч.

– Все детективные романы строятся на малых вероятностях, – настаивал я, – иначе читатель сразу докумекает, кто кого пришил и ему будет скучно. А почему ты считаешь, что я на убийцу не похож? Откуда ты знаешь, как выглядят убийцы?

– Знаю. В армии видел. У нас один парень был настоящий садист. Любил котят топить, крысам животы вскрывал, – он передернуся.

– В любом человеке есть зверь, просто у кого-то он видней.

Но Кирыч снова покачал головой. Ему не хотелось, должно быть, думать, что он делит кров с убийцей, пускай и маловероятным. Сам в себя я тоже верил мало – какой из меня романист? что вижу, то и пою….

Так мы добрались до дому, и под настороженным взглядом таксиста (не глух, но глуп оказался парень) затащили в подъезд свои чемоданы – благо, этаж первый, преодолеть нужно было только пару ступенек крыльца.

Дверь я открыл своим ключом.

Звонить я не стал специально – ни по телефону, ни во входную дверь. Я хотел знать, как Марк – опасность на букву «М» – жил в наше отсутствие. Я не ждал, конечно, что дом превратится в бедлам, но до конца сожителю тоже не доверял, зная, в какие причудливые истории он может вляпаться просто по дурости.

Мне хотелось знать меру его дурости. В конце-концов, еще недавно я был на грани нервного срыва, и сейчас мне нужно четко понимать, с кем я имею дело. Обошлись, в общем, без стука.