Книга Вдали от Рюэйля, страница 39 – Раймон Кено

— Нет, спасибо. Торговля не ждет.

Уговаривать не стали.

Мадам Сердоболь выдала из своего арсенала несколько растроганных фраз. Де Цикада поблагодарил. В камине вовсю горели дрова. Запылал пунш.

— До чего ж подкован этот Предлаже, — сказал де Цикада. — Вот я, например, все эти естественные науки никогда не зубрил. И, впрочем, зря, так как сейчас мне кажется, что из них могла бы исходить поэзия с каким-то особенным ароматом.

— Мсье де Цикада, вы напишете стихи о смерти этой несчастной мадам де Цикады? — спросила мадам Сердоболь, которая в этот момент вязала пару носков для своего мужа, так как недолюбливала фабричные изделия.

— Нет, мадам, глубокое горе безмолвно.

— А вот я, когда обжигаюсь, не могу оставаться безмолвной. Я тогда кричу «уй».

— Да ты что, лапушка, — сказал Сердоболь, — как же можно такое сравнивать.

— Нет, мадам, — продолжил де Цикада. — Пусть любовь, питаемая к ней, и разочарование, испытанное впоследствии, навеяли некоторые из моих самых удачных произведений, но целомудрие, должен вам признаться, запрещает мне использовать в эстетических целях скорбное событие, которое так угнетает меня сегодня.

— Это значит, что стихов вы писать не будете? — спросила мадам Сердоболь.

— Он только что тебе это объяснил, — сказал Сердоболь.

— У поэтов капризный нрав, — сказала мадам Сердоболь.

— Это и есть поэзия, — сказал де Цикада.

— А не сыграть ли нам в жаке́ [188] ? — предложил Сердоболь.

— Почему бы и нет? — сказал де Цикада. — Это нас отвлечет.

Сердоболь принес коробку, и вот уже по доске стали перекатываться кости, жетоны составляться в пирамиды, и лишь время от времени тишину нарушало высказанное по ходу игры замечание или урчание автомобиля в заснеженной мгле. Когда пробило семь часов, мадам Сердоболь встала и сказала: сейчас будем ужинать. Мужчины закончили партию, и все сели за стол. Служанка внесла супницу, и в этот момент раздался звонок в дверь.

— Вот те на, — сказали все, — кто это может быть?

Никого не ждали. Служанка пошла посмотреть.

Мадам Сердоболь уже начала разливать суп, но прервала это занятие и, застыв с поднятой поварешкой в руке, вытянула барабанные перепонки в сторону двери, ибо что-то там происходило. Послышались чьи-то голоса. Там что-то происходит, но что же там может происходить?

Вбегает перепуганная служанка:

— Там дама, которая говорит, что она мадам Сердоболь, и маленький мальчик, который…

А вот и маленький мальчик. На нем куртка с капюшоном, запорошенная снегом, тяжелые башмаки, перепачканные грязью; ему лет шесть. Он бросается к де Цикаде с криком «здравствуй, дедуля!», обнимает его, затем бежит к мадам Сердоболь с воплем «здравствуй, бабуля!». Ошибка, которую он совершил при идентификации дедушки, ситуацию отнюдь не прояснила. А вот и дама. На ней жалкий плащик и та еще шляпенция. Запорошена она не меньше, чем ребенок.

— Я ваша дочь! — восклицает она.

И, указывая на мальчугана:

— А это ваш внук!

Она скидывает свой плащ и отдает его служанке.

— Мишу! Иди сюда, я тебя раздену. Ну и наследил же ты своими грязными башмаками! К счастью, у нас в чемодане тапки.

Служанке:

— Принесите мой чемодан.

Служанка бежит за чемоданом.

Наконец Сердоболь произносит:

— Я хотел бы знать, мадам…

— Насилу отыскали дом. Мишу, погрей ноги. Посмотри, как красиво горят дрова. Я уж думала, никогда не найдем, все в кромешной тьме, да еще этот снег.

— Мадам…

— Ну, чего? Еще не догадались, кто я такая? Может, еще скажете, что не знали о моем существовании? Ну же!

— Значит, это вы, — спокойно говорит мадам Сердоболь.

— Кто из них мой дедушка? — спрашивает Мишу.

— Это я, заинька, — говорит Сердоболь.

— Какой славный мальчик, — говорит де Цикада.

— Вы ведь с нами поужинаете? — говорит мадам Сердоболь.

— И не только поужинаем, — говорит Сюзанна. — Я пришла просить у вас крова.

— Все равно сначала поужинаем, — говорит мадам Сердоболь. — Суп остывает.

Принести дополнительные тарелки и приборы было совсем нетрудно.

— Не люблю суп, — сказал Мишу.

— Только не изводи нас своими капризами, — сказала Сюзанна.

— Не заставлять же его есть суп, если он не любит, — сказал Сердоболь. — Правда, малыш?

— Да, дедуля. Дедушка — хороший чувак.

— Значит, вот как вы собираетесь его воспитывать, — сказала Сюзанна.

— Детям следует предоставлять хотя бы немного свободы, — сказал де Цикада.

— А вы что, наш родственник? — спросила Сюзанна, смерив его взглядом с головы до ног. — Нас еще не представили друг другу, — добавила она более любезно.

— Господин Луи-Филипп де Цикада — поэт, — сказал Сердоболь.

— А, так это вы — де Цикада. Жак мне часто о вас рассказывал. Вам помогло лекарство, которое он вам прислал?

— Я очень суеверен. Стоит мне сказать, что лекарство помогает, и потом оно уже не производит никакого эффекта.

— Я вас понимаю. У Жака тоже были такие бзики. Я с трудом понимала, чем же он занимается. Он утверждал, что если расскажет, то этим все испортит.

— Он был таким еще в детстве, — сказала мадам Сердоболь, — немного скрытным.

— Он был не то чтобы скрытным, — сказала Сюзанна, — скорее, не очень-то доверчивым.

— Я хочу дольку чеснока, — сказал Мишу, потому что в этот момент принесли ягнятину.

— Ну конечно же, заинька, — сказал Сердоболь.

— В детстве он мне доверял, — сказала мадам Сердоболь. — Он говорил мне: вот увидишь, мама, я стану профессором, и объяснял как, или же врачом, и объяснял как. Когда ему было уже лет тринадцать, вот тогда он перестал мне рассказывать, что у него на уме.

— Мне хотелось, чтобы он перенял мое дело, — сказал Сердоболь, — но он захотел стать врачом-паразитологом, главным образом, чтобы изучать вшей.

— Хи-хи, — хихикнул Мишу. — Вшей.

— Как тебя зовут, мое дитятко? — спросил Сердоболь.

— Мишель, — ответила Сюзанна.

— Мишу, — ответил Мишу.

— А сколько тебе лет, сладкий ты мой? — спросил де Цикада.

— Шесть лет. Дядя, а почему у тебя такой большой галстук?

— Какой очаровательный ребенок, — сказал Сердоболь.