Книга Последние дни, страница 13 – Раймон Кено

— Слишком мала была вероятность ошибиться, месье.

— Альфред, у меня новый проект. Проект — громко сказано, но, в общем, скажите, это осуществится?

— Это началось сегодня?

— Да.

— Это тайна?

— Да.

— Деньги?

— Нет.

— Понимаю, понимаю. В каком месяце вы родились?

— В мае.

— Так у вас скоро день рождения?

— Не напоминайте.

Альфред заглянул в свой блокнотик.

— Девять шансов из десяти. Вы получите желаемое.

Месье Браббан улыбнулся.

— Я бы предложил вам выпить со мной.

— Здесь это не принято, месье.

— Знаю, знаю.

— Месье может оставить чаевые.

Месье Браббан улыбнулся.

— Значит, все удастся?

И подумал: белошвейка, белошвейка, белошвейка, белошвейка.

— Знаете, что называют философией в Сорбонне? — продолжил Браббан. — Социологию, логику и прочее в этом роде, но о том, как надо жить — «уот» [37] ? Ни слова.

— Как раз об этом я и говорил, месье.

— Ну вот, видите.

Он протянул Альфреду две бумажки по пять франков.

— Благодарю вас, месье. Планеты никогда не ошибаются.

— Хочется верить, хочется верить.

И он бодро вышел, неся котелок на голове.

Его имени нигде не было; значит, он провалился. Это его особо не удивило; он безучастно смотрел на список, словно искал имя какого-нибудь друга. Удовольствие или досада окружающих внушали ему лишь презрение. С безразличным видом он отправился прочь. Чуть поодаль ему встретился субъект, в котором, как ему показалось, он узнал Роэля. Он сомневался из-за своей близорукости; но субъект подошел к нему.

— Тюкден, надо же. Как поживаете?

— Ничего, благодарю. Вы сдали?

— Сейчас выясню.

— А я провалился, — сказал Тюкден.

— Что сдавали?

— Общ(ую) фило(софию) и логику.

— А я записался на психо(логию) и социо(логию).

Тюкден повернул обратно вслед за Роэлем. Тот просмотрел списки допущенных к устному туру.

— Так и есть. Провал, — сказал он.

— Оба экзамена?

— Оба. Бреннюир допущен к психо(логии).

— Не удивительно, — с презрением сказал Тюкден.

— А Ублен? Я не обратил внимания.

— Его тоже засыпали, вот гадство.

— В этом году засыпали уйму народу.

— Хотят поднять уровень образования. Насмешили.

— Что вы сейчас собирались делать? — спросил Роэль.

— Ничего определенного.

— Можно пойти в Люксембургский сад.

Роэль слышал от Бреннюира, будто Тюкден интересуется современной поэзией, а поскольку они оба только что провалились, он готов был испытывать к нему симпатию. Они прошли мимо шляпного магазина, где был выставлен портрет с автографом боксера Жоржа Карпентьера [38] .

— С этим деятелем всем уже плешь проели, — сказал Роэль.

— Полная кретинизация, — согласился Тюкден. — Как и любой спорт.

— Спорт разный бывает, — возразил Роэль. — Идиотство — чемпионаты и истерики вокруг них.

— И правда, — вспомнил Тюкден. — Вы же занимаетесь спортом.

В детстве Тюкден от силы раз семь ударил ногой по футбольному мячу; родители запретили ему даже садиться на велосипед, сочтя этот вид транспорта слишком опасным. Зато Роэль умел ездить на мотоцикле, а прежде слыл будущей надеждой «гака» (Гаврского атлетического клуба). После приезда в Париж он забросил спортивные занятия, но вовсе не презирал их.

Они пересекли площадь Медичи и вошли в Люксембургский сад.

— Где вы живете? — спросил Роэль.

— На улице Конвента. Вы ведь знаете, что теперь мои родители в Париже.

— В Гавр летом не поедете?

— Нет. Думаю, останусь в городе.

— А я поеду в Гавр, — сказал Роэль.

— Теперь он уже не тот, — произнес Тюкден. — А во время войны шикарный был город: с англичанами, китайцами, индусами, кабилами.

— И бельгийцами. Противными бельгийцами.

— Они погоды не делали. А помните, как рабочие расправились с кабилами в районе Рон-Пуан? А китайский новый год на площади Тьер?

— И перемирие. Помните перемирие?

Им навстречу попалась женщина. Роэль заглянул ей прямо в глаза. Она выдержала его взгляд и прошла мимо. Они находились у ворот, ведущих на улицу Ассас.

— Что ж, я вас покину, — сказал Роэль.

— Надеюсь, увидимся в первый день учебного года, — сказал Тюкден.

— Я тоже надеюсь. Брошу эту мерзкую работу воспитателя. Стану свободнее, и можно будет чаще видеться. Прощайте.

Они сердечно пожали друг другу руки. Роэль повернул назад. Тюкден замедлил шаг, затем обернулся: да, Роэль шел за той женщиной. Тюкден шпионил за ними издалека, ему было любопытно, и это любопытство его смущало. Роэль догнал женщину и несколько минут не отставал от нее. Тюкден понял, что он ей что-то говорит. Но не мог разглядеть, отвечает ли она. Роэль продолжал идти рядом с женщиной. Они миновали фонтан, затем поднялись по лестнице. Тут Тюкден заметил, что женщина улыбается. Он остановился и стал рассеянно разглядывать кораблики, которые пускали дети. Солнце начинало садиться. Часы на здании Сената пробили пять. Один корабль перевернулся, и послышалось жалобное мяуканье судовладельца. Тюкден повернул на улицу Ассас. В мозгу у него был туман, плотный туман. Мысль работала вяло. Голова была как ватная.

Справа от себя он заметил темную группу, образованную игроками в крикет. Он подошел к ним, шаркая ногами. Пожилые господа с рвением предавались этой своеобразной игре, бурно обменивались репликами, яростно спорили, воздевали руки к небу, изображая отчаяние или триумф. Зрители переговаривались, оценивая удары. Тюкден постоял с ними несколько минут, по самую диафрагму наполняясь презрением к проявлению примитивных чувств. После очередного ловкого выпада, вызвавшего возгласы восхищения, он удалился с ощущением пепла во рту. Ему встретились несколько женщин, которые на него не взглянули. Нескольких женщин он обогнал, но мысль о том, что их взгляд упирается ему в спину, оказалась нестерпимой. Ведь они наверняка исподтишка смеялись над его неуклюжестью.