Онлайн книга «Слепой Орфей»
|
Ванна наконец набралась. Я плюхнулся в холодную воду. Кайф! Вытираться не стал. Вылез, надел трусы, пошел варить кашу. Гречневую. Сермаль ее когда-то любил. Звонок. Стоит. Длинный, тощий, угловатая голова опущена. Задумался? – Сермаль! Вскинул глаза. Засмеялся. – Здрав будь, болярин Кирша! – Сермалище! Я сгреб его в охапку, а тот, в свою очередь, облапил своего бывшего ученика длиннющими руками. Худой какой! Одни кости… – Погоди, сын земли, дай поклажу-то скинуть! – Давай сюда! – Я перехватил мешок. Тяжелый! – Что там у тебя? Сермаль засмеялся. Вытащил из брезентового мешка здоровенный, пуда на два, бочонок, поставил, выпрямился, взял меня за плечи: – Дай-ко на тебя полюбуюсь! Глаза светлые, твердые, ясные. Колокольная медь. На загорелом лице – сеточка морщин. – Чего жмуришься, кот? – спросил.– Обленился? Вижу! Ну я тя взбодрю! Отпустил, пинком отбросил в угол пустой мешок. – Ты надолго? – спросил я, отступая к кухне. – Бог знает. – А вещи где? На вокзале? – Все здесь, болярин! Много ль надо нищему да мудрому? – захохотал оглушительно. Да. Изменился Сермаль. Веселый. Был другой. Черный, холодный, как мартовский лед на Обводном канале. – Голодный? – Поем. – Мыться будешь? – А то как же! Проводил его в ванную, сам пока разложил кашу. – Ты масло ешь? – крикнул. – Ем! – сквозь шум воды. Вышел минут через десять. Мокрый. Трусы до колен. Ярко-малиновые. Твердо уселся на табурет. – Теперь корми. А не такой он и худой. Тощий – да. Но мышцы есть. Узловатые, как корни. Кожа темная, загорелая. Но загар явно не курортный. Съел три ложки и отодвинул тарелку. – Не вкусно? – Вкусно. Спасибо, сыт. Кипяточку налей. – Где ты теперь? – спросил я осторожно. – Теперь тут! – улыбается. – А жил где? – В разных местах. – А едешь откуда? – Издалека. Теперь уже и я засмеялся. Сермаль есть Сермаль. Пришел, как смысл жизни. Только зачем? – Зачем? – спросил я вслух. Сермаль поставил чашку, поглядел на нее внимательно. Потом – на меня. – Он позвал. – Кто? – Город. – Как?..– Я даже подавился от неожиданности, закашлялся. Комочки каши полетели на стол.– Ты же говорил: он – враг! – Был. И есть. Но ему теперь туго. Тогда-то он меня выгнал… Или отпустил. Меня и вас. Может, чуял что… А теперь вот позвал. – Ты же говорил: он – смерть? «Сказать про остальных?» – я уже открыл рот… И по глазам понял: знает. – Смерть,– согласился Сермаль.– И сейчас не лучше. Хуже. – Так зачем ты приехал? – удивился я. – Умрет ведь. Жалко. – Жалко? Сермаль засмеялся. Вытянул метровой длины руку, легонько хлопнул меня по затылку: – Так-то, болярин! – И что теперь? – чувствуя себя дурнем-недорослем, спросил я. – Поглядим – увидим. Скоро к Рыбину поедем. – Я не знаю, где он живет,– виновато признался я.– Может, его и в Питере нет… – Есть,– уверенно заявил Сермаль.– Найдем. Расскажи, чем живешь. – Живу. Вот квартирой обзавелся. Работаю. Семьи тоже нет. Сермаль покивал головой: – Что за работа? – Да по специальности. Статьи пописываю, радио, материалы всякие собираю для одной совместной фирмы. Деньги есть, и жизнь спокойная. Тебе у меня не хлопотно будет. – Нет, болярин. Жить я у тебя не стану,– твердо произнес Сермаль. Я огорчился. Так, что даже спрятать не сумел. – Да ты не обижайся,– угадал мою обиду Сермаль.– Я в Нем жить буду. – Перестань,– сердито возразил я.– Тут до метро – десять минут пешком. И еще двадцать – до центра. В окно посмотри: лес рядом, даже озеро. – Видно далеко,– согласился Сермаль.– Какой, запамятовал, этаж? – Четырнадцатый. – Серьезно,– кивнул головой.– Только это, брат, не Город. Это опухоль на Нем. А Он меня в самую сердцевинку посадит. Чтоб не сбежал до времени. Хищник ведь. Веры в нем нет… – скосил глаза.– Как в тебе. Вижу: Истинного Света больше не ищешь. – На тебе тоже креста нет,– огрызнулся я. – Как нет? А это что? Я пригляделся и обнаружил на плоской безволосой груди Сермаля латунный крестик. Все-таки надо очки купить. Или линзы поставить. – Не ищу я Света,– сказал.– Живу как все. – Вот это правильно,– поддержал Сермаль.– Жить можно – как все. А умирать? Мне вдруг стало зябко. Сермаль поставил на ладонь чашку, полюбовался, сказал: – Красивая! И вдруг быстро убрал руку. Чашка осталась висеть в воздухе. – Фокусничаешь! – сердито бросил я, взял чашку и поставил на стол.– Разобьешь еще. Это моя чашка! Любимая! Сермаль захохотал, потом протянул лапищи, потянул меня к себе – силища, как у трактора,– сузил искристые глаза: – А ты – мой ученик! Любимый! Понял? – Пошел ты… – проворчал я, выворачиваясь из цепких пальцев.– Не хочешь у меня жить – не надо. Креста на груди Сермаля уже не было. – Ну добро,– сказал он, поднимаясь.– Пойду оденусь. Неудобно в трусах-то перед женщиной. – Какой еще женщиной? – изумился я. – Это тебе лучше знать,– ухмыльнулся.– На машине приедет. И вышел. Озадаченный, я собрал посуду, выбросил в ведро остатки каши, открыл воду – горячую. Надо же: горячая – как из пожарного крана, а холодная – как хомяк пописал. Тут снова затрендел телефон. – Да! – буркнул я. – Привет, Кира! – теплой морской водичкой зазвенела трубка.– Это я, Маринка! Какой у тебя код? – Двести тридцать четыре. Ты где? – Внизу! – жизнерадостно.– Сейчас поднимусь. – Я не один… – Да? – теплая водичка вмиг замерзла.– Может… – Нет,– успокоил я.– Старинный друг приехал. |