Онлайн книга «Слепой Орфей»
|
Девка кивает, как автомат. Ни хрена она не запомнила. – Проводите,– говорит Сермаль. Кира берет бедолагу за локоток и влачит в коридор. – На знала,– говорю,– что вы из уголовки. – Я и сам не знал.– Сермаль смущенно улыбается.– Но здесь написано. Он протягивает мне использованный авиационный билет, прямо у меня на глазах превращающийся в бурую книжечку. Я шалею. Сермаль прячет книжечку, приближается к спящему мужчине и внимательно его разглядывает. Спящий, видимо, что-то ощущает, потому что урчит и втягивает под пальто одну ногу. Возвращается Кирилл. Хрупая битым стеклом, решительно подходит к спящему, вытряхивает его из пальто и рывком ставит на ноги. Я деликатно отворачиваюсь. – Ах ты соколик! – ласково говорит Сермаль. Недовольное мычание. Похлопывание ладонью по голому. – Пусти! Пусти, твою мать! Не надо, я сказал! Ой! Ах ты… – Надо, надо,– нежно приговаривает Сермаль. – Любишь кататься, люби и саночки! – басит Кира. Звук, будто щеткой чистят одежду. Суставный хруст, жалобное повизгивание. – Окунуть его надо,– деловито заявляет Кирилл.– Давай я сделаю. Заодно и помоется. Кирина манера бороться с синдромом абстиненции мне, увы, знакома. Натерпелась. Проникаюсь к бедолаге сочувствием, но зря. – Нет, болярин, я сам,– говорит Сермаль.– Тут, кроме водки, еще черта в ступе. Чему учил вас, засранцев! Надень на него что-нибудь и поди вскипяти водички. Мариночка! Вы покуда спускайтесь вниз, посидите в машине, пока мы управимся. Послушно иду к двери. Открываю и сталкиваюсь с толстой испуганной теткой в бигудях. – Извините,– говорю машинально. Тетка отшатывается. – Да вы входите, любезная! – добродушный баритон Сермаля из-за моей спины. Теткино лицо багровеет, и она, как сомнамбула, входит внутрь. Я же странствую по коленчатому коридору и неожиданно оказываюсь на кухне, прерывая оживленную беседу ее обитательниц. – Простите,– говорю в пространство,– как мне выйти? – Я провожу,– подскакивает ко мне рыжая, пахнущая корицей женщина. Увлекает меня в коридор и семенит впереди, покачивая круглой попкой. Уже у дверей спрашивает, округлив глаза: – А он – кто? – Он? – Начальник ваш, такой высокий… Я прикладываю палец к губам и тоже округляю глаза. Рыжая понимающе кивает. – И охранник у него симпатичный,– добавляет с уважением.– Борода такая интеллигентная. Вот так тебя, Кирочка! Через час троица уже сидит у меня в машине. Любитель малолеток после Сермалевой обработки выглядит почти прилично. И наружность у него вполне. Только очень поношенная. Однако костюмчик у него фирменный и явно не с чужого плеча. – Дал соседке четверной,– говорит Кира.– Божилась, через час все засверкает. – …! – комментирует любитель малолеток. Сермаль всем туловищем поворачивается назад, берет его за припухшую щеку: – Ну, сын земли, что ж ты при даме, а? Любитель тупо глядит на меня через зеркало заднего вида. Постепенно глаза его оживляются. – Пардон,– извиняется он хорошо поставленным голосом.– Близорук. Сермаль, будь любезен, отпусти мое лицо и представь меня. Но представляет его не Сермаль, а Кира. – Это,– басит он,– знаменитый музыкант Виктор Афанасьевич Рыбин. – Очень приятно познакомиться,– говорю. (Не вру: действительно приятно.) – Слушала вас. Простите, что не узнала. – Ничего-ничего,– вальяжно произносит Рыбин, берет мою руку, тянет к губам.– Я нынче… – А это,– перебивает его Кирилл,– Марина.– После небольшой паузы, со значением: – Моя подруга. – Хм.. да.– Виктор Афанасьевич вяло пожимает мои пальцы, которые только что собирался поцеловать, отваливается на сиденье и смолкает. – Ну вот, болярин Кирша,– удовлетворенно произносит Сермаль.– А ты говорил: не найдем. Кира трясет бородищей, а до меня вдруг доходит, что эти двое специально приехали за Рыбиным. Все бы ничего, да только, черт меня возьми, привезла-то их я! Вот тебе и покаталась. Виктор Рыбин. Музыкант Какая девочка! Какие глазищи, какие, хм… ладно. Где он только их подбирает, медведь этакий? Черт! Что за мысли в голову лезут! Это ж Сермаль! А я, блин, о бабах! Болезнь прямо! Обложили молодца, ламца-дрица… Стоп! Кто у меня вчера был? Рахим, Клепа, Рахим ганджи принес. Еще Серега с гитарой. Песню новую пел. «Город закован в камень. Город владеет нами. Властью индейских пирамид. Прахом во рвах-могилах. Взмахом звериной силы. Верных…» Как там, не помню. В общем, клевая телега. Крутая. Еще гитару он у меня оставил… – Кирилл, у меня в комнате гитара была? В черном таком чехле? Не заметил? – Заметил,– басит Игоев.– Успокойся. Я успокаиваюсь. Откидываюсь на сиденье. Хорошо. Всегда бы так. Ничего не болит, никуда не надо. Едешь и едешь. Да, вечером, что у меня вечером? – Вечером у тебя концерт,– говорит Сермаль, не оборачиваясь.– Но его не будет. – То есть как? – удивляюсь я. – А вот так. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Передохни маленько. С минуту я перевариваю. Потом взвиваюсь! – Сермаль! Кончай! Мне башли нужны! Я же в долгах, как… – Суета это, сын земли,– поворачиваясь, перебивает Сермаль.– Суета сует и всяческая суета. Он сует руку за пазуху и вынимает зеленую пачечку. Раздвигает веером. Серьезные Франклины смотрят на меня. Кирина девочка потрясена. Чуть не врезается в притормозившую перед светофором машину, тормозит с визгом. Меня бросает вперед, невозмутимый Кирилл удерживает. – Прах жизни,– изрекает Сермаль. Складывает баксы пачечкой и не спеша, с усилием разрывает пополам. Шокированная Кирина очаровашка пропускает зажегшийся зеленый свет. Сзади сигналят. Сермаль рвет доллары. – А крепкая бумага,– изрекает одобрительно. Снимает с моей головы кожаную итальянскую шляпу, ссыпает в нее обрывки, продолжает мельчить их до размера конфетти. Потом высовывает шляпу за окно. Обрывки улетают зеленым вихрем, шляпа возвращается ко мне на голову. – Лучше бы мне отдал! – сердито говорю я. – Господи,– вздыхает Сермаль.– Как дети. На! – протягивает мне еще одну пачечку и отворачивается. Я украдкой щупаю фактуру. Настоящие, мать их! – И долго они проживут? – флегматично интересуется Кирилл. Вот я дурак! Как же забыл!.. |