Онлайн книга «Слепой Орфей»
|
Грошний подергал себя за волосы. Держатся. Отлично. Он уже почти успокоился. Глеб – гениальный целитель, и оборудование у него не хуже, чем в зарубежной клинике. Глеб вытащит! – Можешь встать,– разрешил Стежень. Грошний поднялся и побрел в туалет. Глеб проводил его мрачным взглядом. Кроме диагностической аппаратуры, у Стежня имелись руки, голова и чутье. Поэтому он знал: повторять анализы бессмысленно. Результаты почти наверняка будут другими… но столь же абсурдными. И обрабатывать их следовало вне рамок физиологии и биохимии. И тогда можно будет уловить нечто. Нечто, целенаправленно и последовательно превращающее Дмитрия Грошнего непонятно во что. Скорее всего в труп. Или хуже. Глеб в задумчивости поглядел в окно на синюю яркую луну. Полнолуние. Это хорошо. Если подходить с обычной знахарской меркой. Вот только мерка коротковата. Решение напрашивалось. Старый метод, придуманный задолго до рождения Глеба. Клин клином… За дверью раздались шаркающие шаги – Дмитрий проследовал в гостиную. Стежень размышлял. Прикидывал, когда изменения достигнут критического уровня. Выходило: уже через несколько часов. И каждая прошедшая минута – упущена. «Если рисковать, то прямо сейчас»,– решил Глеб. Да! Прямо сейчас! Стежень быстро спустился в подвал, в лабораторию, отворил толстую дверь морозильной камеры, вынул оттуда полиэтиленовый пакет, перенес его в антирадиационный шкаф и опустил прозрачную стенку. Индикатор внутри шкафа весело застрекотал. В пакете хранилась отрубленная конечность монстра. Стежень помедлил минуту: постоял, подумал. Риск был огромный. Ум говорил – «нет», интуиция говорила – «не делай»… Но… Идет волна. Уже идет. Будь у него время, Глеб нашел бы, с кем посоветоваться. Слава Богу, они с Димкой – не единственные Сермалевы птенцы. Но времени не было. Да и насчет птенцов – смешно. Сейчас Стежень мог рассчитывать только на себя. И на Бога. Всунув руки в защитные, запрессованные в переднюю стенку рукавицы, Стежень развернул пакет, маленькой дисковой пилой отделил образец примерно в кубический сантиметр и вложил в мельницу. Подождал, пока шары изотрут образец в однородный порошок. Привычный звук мельницы успокаивал. Полученный порошок Глеб перенес в фарфоровый стаканчик, добавил тридцать миллилитров оливкового масла, тщательно размешал и накрыл стаканчик пластинкой. Затем аккуратно упаковал конечность и вернул ее обратно в морозильник. Взяв стеклянную палочку, которой размешивал взвесь, Стежень осторожно ее понюхал. Специфический запах сохранился, даже стал сильнее. Глеб почти минуту глядел на коричневый налет на палочке и никак не решался… Но выбора не было. Сначала он должен сам … – Помилуй, Господи… – пробормотал Глеб и поднес палочку к губам. Ничего не произошло. Взвесь оказалась горько-соленой, с резким привкусом. И только. Стежень облегченно вздохнул, выждал полминуты, чтобы совсем успокоиться, прихватил стаканчик и отправился в гостиную. Грошний смотрел телевизор. – Пойдем,– сказал Стежень.– Наверх, в кабинет. – В какой? – спросил Дмитрий, поднимаясь. Кабинетов у Стежня было два; один – для посетителей, престижный, второй – для дела. – В рабочий,– ответил Глеб, пропуская Грошнего вперед. Пока поднимались по лестнице, Стежень заметил: Дмитрия пошатывает. Но не от слабости. Что-то с координацией. Рабочий кабинет Стежня отличался от гостиной, как горный ботинок – от модельной туфли. Самое надежное место в доме. Глеб поставил стаканчик на письменный стол. – Садись. Дмитрий опустился в старое просторное кресло. Стежень – напротив, так, чтобы затылком чувствовать горящую под иконой лампадку, подумал: «Сказать или нет?» Решил: не стоит. Взял стаканчик и протянул Дмитрию: – Пей. – Что это? – насторожился Грошний. И у него было чутье, тоже ведь Сермалев выученик, хоть и подрастратился на ерунду. – Лекарство! – резко сказал ему Стежень.– Пей! Дмитрий заглянул в стаканчик, понюхал и скривился… «Узнает…» – подумал Глеб. Не узнал. Грошний вздохнул, и одним глотком проглотил содержимое. * * * Уродливый лешак выперся из ствола и обугленным пнем торчал посреди тропы. Колдун выронил стремя, застыл на месте. «Трус»,– брезгливо подумал витязь и движением колен послал жеребца вперед. Дробленый [2] листвой свет играл на узком клинке у конского уха. Без малейшего разбега, быстрей глаза, будто подброшенный пинком, урод прыгнул на всадника. Но того недаром сызмала изнуряли воинским трудом. – А-а-ахс… – пропел меч, и две половинки чудища упали на траву по обе стороны дрожащего коня. – Так вот! – удовлетворенно воскликнул витязь, одним движением соскакивая с седла наземь. Ведьмак попятился от него, и витязь усмехнулся. Сорвав пук вялой травы, он протер клинок на всякий случай – сталь даже не замутнилась,– вложил его в ножны и тронул сапогом перерубленное наискось тулово: – Ну страхолюдина… – протянул с омерзением. И тут судорога свела витязю спину. Страшно закричав, он упал на траву, забился, брызжа слюной. Руки в толстых рукавицах молотили по земле, ноги быстро-быстро дергались, пропахивая борозды в рыхлой почве. – Бедняк ты бедняк! – с искренней жалостью промолвил ведун, сунул руку за пазуху и вытянул нож с белой костяной ручкой. Взмах – крик в горле витязя перешел в клекот, потом – в хрип и наконец затих. Затихло и тело. Ведун тщательно обтер замаранный кровью нож и положил на траву. – Добрый был бы воин,– сказал он, обращаясь то ли к себе, то ли к витязеву коню. Жеребец подошел в хозяину, потрогал губами белое, сведенное спазмом лицо и фыркнул. Ведун развязал суму, вынул оттуда засушенную тыковку и еще свинцовый, грубо отлитый сундучок. Взяв нож, отсек от мертвого чудища шмат с пол-ладони, ловко, лезвием, забросил в тыковку, тыковку заткнул и упрятал в сундучок. – Сделал дело, гуляй… – пробормотал ведун сам себе и свистнул. Мохноногая лошадка прибежала на зов. Ведун вскарабкался в седло и потрусил к оставленной челяди. Небольшой отряд ждал, перегородив тропу. Увидя колдуна, старшой, детина на крупной вороной кобыле, двинул навстречу. Бляхи на его панцыре [3] сияли зерцалами, но рожа – мрачней тучи. |